Томас Кенэлли - Дочери Марса

Чарли встал и налил вина. Но ни он, ни она к нему даже не притронулись. Поскольку было необходимо повторить начатое.

Тридцать часов спустя она была в Деньекуре. Ее занимал вопрос, заметят ли в ней перемену. Но войдя в столовую медсестер, она обнаружила там иной отвлекающий фактор. Она увидела в кресле у печки вернувшуюся Слэтри, которая болтала с Леонорой, причем с таким видом, словно никуда и не уезжала.

— Ах, — проговорила Онора с чувством, заметив Салли и вставая. Она привлекла ее к себе. Салли пронзила острая нежность. — Не волнуйся, — прошептала Онора, — я знаю, что Лайонел умер. Я работала в палате черепных ранений в Руане, и они так долго умирают, эти несчастные парни. Большая удача или Промысел божий, называй как хочешь, но Лайонелу повезло.

О майоре Брайте она ни словом не обмолвилась.

Когда на следующее утро в шесть часов прибыл конвой, Салли с Онорой, как сработавшиеся напарницы, вместе трудились в реанимации.

Ранней весной обе огромные армии стягивали войска с такой решимостью, что не могли остановиться даже на ночь. На обледеневшей и опутанной колючей проволокой земле шли взаимные прощупывания. И были они кровавыми, эти прощупывания, куда больше пользы приносили разведчики, которые проливали меньше крови. Они брали пленных, ведь без них операция грозила провалом. Беспрерывной канонадой, наносившей урон плоти и барабанным перепонкам, свою лепту вносили и пушки.

По ночам, точно так же, как они когда-то хозяйничали в небе над Дёз-Эглиз, немецкие самолеты кружили и над Деньекуром и артиллерийским складом в пригороде. И Салли, и все остальные понимали, что в одну прекрасную ночь, случайно или намеренно, они разбомбят новый передовой пункт эвакуации раненых, который располагался у тупика временной узкоколейки, достаточно близко к объектам, которые они стремились уничтожить. От одного их рева душа уходила в пятки.

И все же как-то днем в свободное время майор Брайт со Слэтри отправились на прогулку в Деньекур по оттаивающим тропинкам. Брайт был человеком закрытым, ему вовсе не улыбалось прослыть ухажером. Потому он всеми силами напускал на себя серьезность врача, который вышел прогуляться с пациенткой. Он постепенно заставил Онору смириться со смертью возлюбленного и, похоже, слегка стыдился желания стать ему заменой. Вид этой гуляющей парочки поразил девушек, как ни странно, своей романтичностью, словно сценка из эпохи до бомбардировок.

От миссис Сорли, а Наоми все никак не могла заставить себя называть ее иначе, только по прежней фамилии, в Шато-Бенктен продолжали приходить роскошные посылки, которые вносили разнообразие в скудный рацион Австралийского добровольческого госпиталя. Судя по письму, полученному от нее прошлой осенью, миссис Сорли не находила себе места от тревожных мыслей. Ее сын Эрнест еще весной записался добровольцем и уже находился на борту одного из судов, идущих во Францию. По ее словам, теперь, когда люди узнали кое-что об истинном положении вещей, идти на фронт добровольцем вышло из моды. «Я позволила себе дать ему твой адрес. Он, в общем, парень неплохой. И если он заедет к тебе и у тебя будет время, я была бы очень признательна, если бы ты отнеслась к нему как к родственнику, хотя я абсолютно уверена, что так оно и будет. Должна сказать, что вы, Дьюренсы, — люди очень деликатные, и ему повезло, что у него есть такая сводная сестра, как ты».

И вот в первые дни весны Эрнест появился в Шато-Бенктен — долговязый, крепкий мальчишка, здорово напомнивший Наоми лейтенанта Маклина. Он сказал, что приехал из Булони, где ждет парома для отпуска в Лондоне. Он принимал участие в зимний кампании, но по солдатскому обыкновению не стал распространяться на эту тему. В самом деле, когда она вышла к нему, ей подумалось, что все пережитое, похоже, его закалило. В отличие от офицеров, он был без перчаток и даже без варежек, как санитары в шато. Прийти по холоду и дождю из города ему было нетрудно… Она повела его пить чай в столовую для медсестер.

— Извини, если я путаюсь под ногами, — сказал он.

В армейских ботинках он казался особенно неуклюжим. А когда она познакомила его с леди Тарлтон, он застеснялся и отвечал натянуто, точно застенчивый подросток.

— Мать пишет мне каждую неделю, — объяснил он Наоми. — «Ты повидался с сестрами?» Я ж и не против. Просто знаю, что ты занята…

И жестом, не требующим слов, указал на восток, где лежала громадная зона грязи и крови. Чай он пил жадно.

— Разве не смешно, что после войны мы будем сводными братом и сестрой? Мне кажется, для мамы это настоящая находка. Я всегда считал, что вы, сестры Дьюренс, девушки стильные. Ну, поскольку вы можете терпеть грубых Сорли…

— Ты был ранен? — спросила она.

— Слегка траванулся газом, — признался он. — Таким висящим в воздухе дерьмом, от которого все начинают хрипеть. Впрочем, отравился несильно, не пришлось даже обращаться в полковой эвакуационный пункт. Знаешь, поначалу это настоящий шок. Попадаешь в передряги, где, кажется, муха не уцелеет, не то что человек. Но потом как-то приноравливаешься. Мы отлично поработали во Фландрии. Показали им пару раз, где раки зимуют.

Когда ему пришло время возвращаться в лагерь, она договорилась о легковом автомобиле, который его подбросит. Не хотелось, чтобы он один пешком шел по холоду.

В ожидании машины они стояли на ступеньках. Она спросила:

— Ты не видел мою сестру?

— Нет, но если она на эвакуационном пункте… Удивительно, но пробыв здесь достаточно долго, кого только не встретишь. Подожду, пока фрицы закончат большое наступление, которое, говорят, уже нанесено на карты. Тогда и увижусь с ней.

А уже сев в автомобиль, он, подмигнув, сказал:

— Эй, да ты крутая… Дьюренсы не ровня Сорли.

— Так говорит твоя мать. Но она неправа.

Она смотрела вслед виляющему средь голых как скелеты деревьев автомобилю. Теперь у нее появился еще один, за которого придется волноваться.

На пункте эвакуации раненых в Денонкорте начали происходить странные вещи. Салли узнала о визитах военной полиции, которая приезжает и забирает санитаров. Не подряд, а выборочно. И, как объяснили ей другие медсестры, это никакой не арест. Их забирали в пехоту, даже если палаты оставались недоукомплектованными персоналом.

Эти события отозвались и в Шато-Бенктен. Наоми получила торопливо нацарапанную записку от Иэна Кирнана.

Увы, пишу это с милостивого разрешения старшины военной полиции. Я в старой тюрьме в Амьене. Она чем-то похожа на оперную декорацию. Поступил приказ собрать второстепенных лиц из военно-медицинской службы, дать им в руки оружие и отправить на фронт. На моем эвакуационном пункте я не считаюсь ключевой фигурой. Теперь я понимаю меру своей наивности, ведь я даже представить не мог, что такое возможно. Мадам Флерьё была права. Но, так или иначе, я отказался подчиниться приказу, и вот я здесь.