Томас Кенэлли - Дочери Марса

Онора тоже вернулась из перевязочной с четвертью морфия в шприце. Поглощенная мыслями об этом юноше, Салли лишь на миг и с проблеском избавления от тяжких воспоминаний подумала, что здесь морфий каким-то образом почти утратил для нее свою зловещую суть. Он уже не ассоциировался ни с виной, ни с преступлением. Небольшой участок кожи на руке предстояло продезинфицировать смоченным в спирте тампоном и удалить все лишнее, что застряло в теле этого побывавшего в переделке молодого человека с раной в груди, не получившего медицинской помощи, разве что перевязку на берегу. Затем на баржу, потом к ним на борт — как он все это вынес?

У прикрепленного к Салли и Оноре санитара, вероятно, лет тридцать пяти взгляд был то ли удивленный, то ли угрюмый. Звали его Уилсон. Приподняв юношу, он стащил с него полусгнивший френч и бросил на пол, а Онора и Салли занялись промыванием примыкавшей к ране области перекисью водорода, чтобы размочить прилипшие к ране бинты. Санитар перевернул раненого на другой бок, девушки срезали бинты на обеих ранах: развороченная пулей плоть на груди и спине над пятью ребрами — у седьмого грудного позвонка, как, собственно, и следовало из записей его карты, — примерно в двух дюймах от позвоночника.

Салли и Онора переглянулись, словно в странной нерешительности — нельзя сказать, что серьезность ранения не укладывалась у них в голове, нет. Их поражало осознание неадекватности их усилий и ничтожность медицинской помощи при таком серьезном ранении. Санитар деликатно и в то же время надежно поддерживал юношу, Онора сначала обмыла кожу и губы, затем саму рану, а после подошла к раненому с другой стороны, чтобы очистить выходное отверстие, в то время как Салли щипцами удаляла из раны застрявшие в ней крупные и мелкие инородные тела, включая волокна ткани. Раненого буквально колотило, а санитар из боязни не удержать его надавил ему на плечи. От лица молодого человеко мгновенно отхлынула кровь, а потом оно стало стремительно обретать синюшный оттенок. Цианоз. Лицо человека, захлебывающегося в собственной крови. Салли потребовался троакар, он лежал на центральном столе, и старшая сестра Митчи как бы случайно оказалась за ее спиной с этим инструментом.

Митчи велела санитару уложить пациента на спину. После чего ввела иглу троакара с широким отверстием в правую часть его грудной полости, приказав Салли принести резиновую трубку и почкообразный лоток — и то, и другое кто-то с мудрой предусмотрительностью выложил на стоявшую в середине палаты тележку. Митчи пробормотала «молодец», когда Салли, почти мгновенно — счет шел на секунды, — вернулась с нужными инструментами. Кровь стала стекать в почкообразный лоток в руке Оноры. Потом начала переливаться через край. Пускай. Ток крови чуть замедлился, затем она стала растекаться по перчаткам Оноры. Все кончено. В конвульсиях, продолжавшихся нескольких ужасно долгих секунд, солдат скончался. Митчи кивнула Салли и Оноре.

— Ничего не поделаешь, — сказала она. — Приведите себя в порядок, леди.

Они побежали умыться. Девушки без слов сняли перчатки и стали оттирать их в тазу за соседним столом. Все использованное должны были заменять санитары. Но как символ рухнувших планов на столе рядом так и продолжал стоять таз с красной от крови водой.

Палатный врач указал им следующего пациента на их участке огромной белой палубы, напоминавшей теперь сарай. Прошагав по раскиданным по полу грязным бинтам, обе подошли к новому пациенту с перевязанной челюстью. Судя по лбу и глазам, а глаза были ужасно спокойными, ему было лет сорок. Одна восьмая грана, и немедленно. Снятые бинты обнаружили кровавое месиво раны с фрагментами костей. Где-то здесь следовало искать и застрявшую в кости пулю. Что этот зрелых лет мужчина делал на этом пляже? За какие высоты сражался? Его появление здесь представлялось чистым идиотизмом — решимостью уйти от чего-то, возможно, от семьи или же избежать унизительной либо сомнительной работы.

Подошел капитан Феллоуз в хирургическом халате и осмотрел удлиненной формы развороченную рану, очищенную и проспринцованную Салли. Хирург определил, сколько зубов верхней и нижней челюсти потеряно, и дал добро на операцию. Феллоуз, вероятно, был убежден, что со всей этой мешаниной можно справиться с помощью винтов и проволоки, анестезии и хирургических инструментов, бесстрастно передаваемых ему медсестрой Фрейд.

Итак, что мы сделали для раненого? На оценку у Салли была секунда, не более. Но Митчи уже отдавала распоряжения. Салли была почти готова. Ей добавили уверенности дошедшие до ее ушей слова Оноры, обращенные к пациенту:

— Ну-ка, посмотри на меня. Посмотри! Видишь меня, красавчик?

Сказано это было таким тоном, словно она общалась с получившим сотрясение мозга во время футбольного матча игроком. По ее словам, он действительно посмотрел на нее, вроде даже и узнал в ней кого-то, но тут же сообразил, что — это не та женщина, которую он ожидал увидеть, и снова закрыл глаза. С миром женщин было покончено. Это был солдат с ранением в живот, до сих пор непонятно почему не истекший кровью. Он жалобно стонал, просил воды, его тоже увезли в операционную. Стоны же других тонули в отрывистых приказаниях старшей сестры и врача. Это было неестественно и неприятно.

Не отстававший от них санитар обходил палату с тем же непроницаемым лицом, как раньше. Он казался уставшим, но привыкшим к тяжелому труду — к перетаскиванию тяжестей и рытью неподатливой земли. Перед ними лежал молодой офицер с забинтованным животом и грязной биркой с цифрой 1, повешенной еще на берегу, и красной карточкой, по-видимому, выписанной и прикрепленной Наоми. Он корчился, дрожал, но воспитание, по-видимому, не позволяло ему выходить за определенные рамки. Митчи приказала вколоть ему ¼ грана, ей показалось, что раненый не получал морфия с самого берега. Салли заметила сочившуюся из раны на спине кровь. Когда она сняла повязку, ее глазам предстала дыра — ее не могла оставить пуля, скорее всего это был осколок шрапнели. Посреди развороченного кишечника виднелся жадной змеей обвивавший слизистую желудка прихотливой формы сальник, желтеющий в крови. На удивление деликатно удерживая мальчишку-лейтенанта, санитар Уилсон отвернул его голову в сторону, и того тут же вырвало прямо на палубу. Салли показалось даже, что санитар собирается прибрать следы рвоты, чтобы никто из начальства не взгрел его за беспорядок.

— Не нужно, — велела ему Салли, — оставьте это, мистер Уилсон.

Он был старше нее, поэтому она и решила избрать этот официальный тон.

Через пару коек от них старшая сестра Митчи распорядилась унести раненого в грудь в морг. Оставалось ли место для скорби в этом зачумленном, напоенном запахом крови, бьющим в нос характерным смрадом несвежих ран и немытых мужских тел воздухе? Тем временем Салли, Онора и Уилсон накладывали длинную шину Листона на сломанную ногу раненого. Травму он получил, когда неловко скатился в траншею. Не отрывая взгляда от изувеченной ноги, он зачем-то принялся извиняться перед ними за смешной кульбит — главный виновник того, что он здесь оказался.