Надежда Нелидова - 12 часиков [сборник]

Ленка-Снегурочка тут же снисходительно берёт надо мной шефство, и я, как телок, счастливо и влюблённо ей подчиняюсь.

– Возьмём частника, – командует Ленка. Притормаживает первая же машина. Захоти Ленка – она мановением пальчика остановила бы все мчащиеся легковые авто и весь вместе взятый городской трамвайно-троллейбусный парк. Да только пожелай – парализовала бы движение всей улицы, всего города и Земного Шара!

Итак, мы загружаемся в «москвич» к совершенно незнакомому дядьке, в совершенно незнакомом городе. На заметочку, именно в те годы и по близости от тех мест начал шуровать и входить во вкус Чикатило.

Правда, он в основном промышлял по электричкам. Но хватало других маньяков, о которых государство благоразумно помалкивало. К чему возбуждать панические настроения и отвлекать советских граждан и гражданок от строительства светлого будущего?

Кроме того, мы молоды, мы веселы, мы беспечны – и такие же молодые игривые ангелы держат над нами зонтик от жизненных невзгод. Поэтому дядька нас не завёз в лес, не изнасиловал, не прикончил с особой жестокостью, не расчленил… А благополучно доставил в конечную точку назначения: общежитие № 4.

И содрал с носа по 3 рубля. «Это ещё по-божески», – важно и авторитетно сказала Ленка. Я не знаю цену деньгам и верю ей. На трамвае мы добрались бы за 4 копейки.

В комнате нас четыре девочки. И только одну сопровождала мама. Они вошли, мама строго огляделась.

– Так, – сказала она, мгновенно вычислив самую восторженную и простую . – Ты, пожалуйста, освободи Фирочке койку у окна, – и она уже деловито вынимала мои вещи из тумбочки и переносила на кровать у двери и раковины. – Фирочка близорукая, ей нужен свет. И, пожалуйста, подними из вестибюля Фирочкин чемодан – она слабенькая, ей нельзя поднимать тяжести.

Если бы моя мама знала, что за всё время подготовительных курсов я даже не открою учебника… Она бы отказалась от плохой идеи послать меня в университет за месяц до экзамена.

Деревенская девчонка впервые в большом городе! Мы катались в трамваях и троллейбусах, шатались по городу, по музеям и магазинам, крутились до одури на каруселях в парке.

Я сразу купила себе дешёвое медное колечко с большой зелёной стекляшкой и важно носила пальцы веером, чтобы всем было видно. Я пребывала в уверенности, что все принимают камень за изумруд, а меня – за великосветскую барышню.

Я впервые ела политые клубничным сиропом твёрдые шарики мороженого из ледяной жестяной креманки. Блинные, пельменные, баня с автоматами, с апельсиновой газировкой… Ночная болтовня до утра. Какие экзамены!

И – первый в моей жизни комплимент! Заглянувший по ошибке в нашу комнату старшекурсник:

– Ух ты, вот это глазки! Девушка, вашей маме зять не нужен?

Тогда только начала входить в обиход эта пошлейшая фраза. Старшекурсник был поддатый, бухнулся на мою койку и сообщнически подмигнул:

– А абитуриенточки очень милы! Похожи на свежепросолённый огурчик: пахнут, знаете ли, парником…

– Да, да, но содержит уже немножко соли и укропа, – я нетерпеливо сбросила бесцеремонную руку с плеча. – Только Чехов имел в виду другое.

– Хм… А раньше срабатывало, – разочарованно почесал затылок парень. – Какие нынче абитуриенточки начитанные пошли…

Потом была первая влюблённость в тридцатишестилетнего Диму. «Вечный студент» собирался получать третье высшее образование и, говорят, бывал за границей! Тогда это звучало как «бывал в космосе».

У Димы была ухоженная, хрустально-прозрачная золотая борода и невиданные тонкие, тоже, наверно, золотые очки. Я счастливо прорыдала всю ночь от Диминой записки. В ней он признавался в пылкой любви и приглашал меня на свидание.

И горько прорыдала всю следующую ночь, потому что оказалось, что это девчонки подшутили надо мной, нацарапав записку от имени Димы.

Какие там, говорю, экзамены… Ветер в голове и заливистая пионерская зорька в попе.

И всё-таки они наступили. Экзамены. Творческий конкурс я сдала лучше всех.

Мама сделала на дорогу много напутствий. Кроме одного, самого главного: как вести себя на экзамене, если тебя топят. В прямом смысле топят.

Не преподаватель, а абитуриент, сидящий сзади и не знающий ни бум-бум. Не только из билета – вообще из предмета «история» ничегошеньки не знающий.

Вот только что в коридоре он прохаживался и поглядывал на всех сверху вниз. И вдруг его стало не узнать: отчаянный взгляд, суетливые дёрганья, паника.

Он привставал, трогал и дёргал меня за косички и платье, тянулся к моему уху, отчаянно шептал, заглядывал и хватался за мой листок, стучал и даже барабанил по моей спине. У него были круглые, выпученные от ужаса глаза.

Сначала я ему по доброте душевной даже что-то подсказала (Ведь «сам погибай – а товарища выручай»). И сразу заслужила неодобрительный взгляд преподавателя: «Прекратите переговариваться!»

Повторяю, парень тонул в прямом смысле слова и вёл себя, как тонущий человек, от смертного ужаса потерявший человеческий облик. Барахтался, лихорадочно цеплялся за всё, что попадалось ему под руки – а попалась я. Карабкался и громоздился на мои плечи, тащил вместе с собой камнем на дно, лихорадочно и безумно бился в губительной, дышащей смертным холодом воронке.

Я подняла руку и сказала:

– Можно я пересяду? Он мне мешает.

– Это она мне мешает! – взвизгнул парень.

– Если вы оба сейчас же не прекратите, я вас обоих выведу вон, – холодно процедил преподаватель.

Когда меня вызвали, я бойко отвечала по билету, и мне казалось, что историк спит и не слушает меня.

– Так, – сказал вдруг историк, просыпаясь и открывая глаза. – Первого вопроса вы совершенно не знаете. Приступим ко второму.

Я смешалась, замямлила что-то дрожащим голосом. Историк, морщась и не спрашивая по третьему вопросу, аккуратно поставил в ведомости «удовлетворительно», уже забывая обо мне и заглядывая в список, чтобы вызвать следующего.

Каково же было моё удивление, когда в списках поступивших я не увидела своей фамилии, зато увидела фамилию «утопленника». Были зачислены так же два паренька – моих земляка. Они едва говорили по-русски, но у них были справки, что республика нуждается в национальных журналистских кадрах.

Партия, комсомол и родители учили искать причины промахов и неудач исключительно в себе. И я никого не винила. Нечего было кататься на каруселях и есть шарики мороженого! И влюбляться в золотобородых Дим!

Вот какой пласт воспоминаний всколыхнула во мне картинка, которую я наблюдаю сейчас из окна. Соседи, муж с женой, загружают багажник сзади, багажник сверху, забивают кладью заднее сиденье. Бабушка с дедушкой вышли, плачут.

Вот и сама виновница торжества: красавица, умница, аттестат светится круглыми, как солнышки, пятёрками. ЕГЭ 97 баллов.