Фэнни Флэгг - Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» [litres]

— Ну что ж, — сказал он, — раз вы все равно здесь, давайте я вас посмотрю.

Эвелин затараторила со скоростью миля в минуту, пытаясь заговорить ему зубы, но он прервал ее на полуслове:

— Так, что-то мне это не нравится.

Дни ожидания результата анализа были невыносимы. Она бродила из угла в угол в тумане бессонниц и ночных кошмаров, молилась и торговалась с Господом, хотя не была до конца уверена, что верит в Него. Обещала, что если Он позволит ей не заболеть раком, то она больше никогда и ни на что не пожалуется и весь остаток жизни будет радоваться, что жива, совершать добрые поступки, помогать бедным и каждое утро ходить в церковь.

Но, узнав, что все в порядке и не надо готовиться к скорой смерти, Эвелин вновь стала сама собой. Однако теперь, после всех ужасов, ее пугала любая, даже крохотная боль. Ей казалось, что у нее злокачественная опухоль и стоит ей пойти проверяться, как врач, даже не выслушав как следует сердце, сразу отправит ее на операционный стол, откуда невозможно будет сбежать. Эвелин жила с мыслью, что одной ногой стоит в могиле, и как-то, разглядывая свою ладонь, вообразила, будто даже линия жизни у нее стала короче.

Понимая, что ей не под силу еще раз вынести мучительное ожидание результатов обследования, она решила: будь что будет, лучше умереть на ходу, не зная, больна ты или здорова.

В то утро по пути в приют для престарелых «Розовая терраса» Эвелин поняла, что жизнь ее стала невыносимой. Каждый день, проснувшись, ей приходится что-то выдумывать, чтобы заставить себя встать и начать день. Например, она уверяет себя, что сегодня произойдет что-нибудь замечательное — внезапно зазвонит телефон, и ей сообщат такие хорошие новости, уж такие хорошие… или в почтовом ящике ее ждет какой-нибудь сюрприз. Но почта приходила самая обычная, телефон звонил, потому что кто-то ошибся номером, а в дверь стучала соседка, которой понадобилась какая-то мелочь.

Тихое и страшное отчаяние овладело ею, когда она поняла, что ничего не изменится, никто не придет и не заберет ее отсюда. Будто она кричит со дна колодца, и никто ее не слышит.

Жизнь Эвелин превратилась в бесконечную вереницу долгих, черных ночей и серых дней, предчувствие близкой смерти накрыло ее гигантской волной. И она испугалась. Нет, не смерти. Она смотрела в черную бездну смерти, и ей хотелось только одного — прыгнуть туда. Честно говоря, эта мысль стала посещать ее все чаще и чаще.

Она даже придумала, как убьет себя. Серебряной пулей. Круглой, гладкой, как кусок голубого льда в бокале мартини. Но прежде она положит пистолет на несколько часов в холодильник, чтобы сталь была холодной, заиндевевшей, когда прислонится к виску. Она почти ощущала, как ледяная пуля проходит сквозь ее горячий, измученный мозг, но от холода ей совсем не больно. Последнее, что она услышит, — это грохот выстрела. А потом… безмолвие. Может быть, только тихий-тихий звук, какой, наверно, слышат лишь птицы в ясном, морозном воздухе высоко над землей. Сладком, чистом воздухе свободы.

Нет, не смерти она боялась. Она боялась жизни, которая стала напоминать ей серую комнату ожидания в отделении реанимации.

«Бюллетень Полустанка»

16 мая 1934 г.

Берта Вик сообщила, что в пятницу в два часа ночи она пошла в туалет, где ее укусила крыса, которая забралась в ванную комнату по трубам. Она побежала будить Харольда, но он сперва не поверил, а потом пошел и убедился: действительно, в унитазе плавает крыса. Моя дражайшая половина Уилбур объясняет это так: вероятно, крыса полезла в трубы из-за наводнения. А Берта говорит, что ей плевать на причины, просто теперь она будет всегда оглядываться, прежде чем куда-либо сесть.

Харольд отдал сделать из крысы чучело.

Никому не показалось, что в этом месяце выросла плата за свет? Нам пришли огромные счета, и меня это весьма удивило, поскольку мой дорогой на целую неделю уезжал рыбачить вместе со своим братом Альтоном, а он у нас единственный, кто не выключает за собой свет.

Кстати, Эсси Ру устроилась на работу в Бирмингеме. Она играет на органе песню «Жизнь под защитой» для страховой компании с тем же названием. Так что слушайте радио.

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

19 января 1986 г.

Решив, что Эвелин в это воскресенье не приедет, миссис Тредгуд отправилась прогуляться по коридору в ту сторону, где в маленькой комнатке хранились палки для прогулок и кресла-каталки. Свернув за угол, она увидела Эвелин, одиноко сидевшую в кресле на колесиках с шоколадкой в руке. По ее лицу катились крупные слезы. Миссис Тредгуд подошла поближе.

— Милочка, что вас так огорчило?

Эвелин глянула на миссис Тредгуд.

— Не знаю, — сказала она, продолжая плакать и жевать шоколадку.

— Ну-ка, милочка, берите свою сумку и давайте немного пройдемся.

Миссис Тредгуд взяла ее за руку, помогла встать с кресла, и они стали гулять по коридору.

— А теперь, дорогуша, рассказывайте, что там у вас стряслось? Чем вы так расстроены?

— Не знаю, — сказала Эвелин и снова разрыдалась.

— Ну, милочка, неужели все так плохо? Не может быть. Расскажите-ка по порядку, что вас беспокоит.

— Ну… просто с того момента, как мои дети пошли в колледж, меня не покидает чувство безысходности.

— Это очень даже понятно, милочка, все через такое проходят.

Эвелин продолжала:

— И… и еще я не могу перестать есть. Я стараюсь, стараюсь, по утрам просыпаюсь и думаю, что уж сегодня обязательно выдержу диету, и каждый день срываюсь. Прячу шоколадки по всему дому, даже в гараже. Не знаю, что со мной такое.

Миссис Тредгуд улыбнулась:

— Дорогая, ну что с вами будет от одной-то шоколадки?

— От одной ничего, а если шесть или восемь? Я уже мечтаю отрастить огромное брюхо и сдохнуть наконец от ожирения. Или чтобы у меня хватило силы воли похудеть и стать тонкой и стройной. У меня такое чувство, словно я застряла… застряла где-то посередине. Слишком поздно началась борьба женщин за независимость, у меня уже были муж и двое детей, и вдруг на тебе! Оказывается, замуж выходить было вовсе не обязательно. А я думала, все должны. Что я вообще знала! А теперь уж ничего не изменишь… Как будто и не жила вовсе. — Она повернулась в слезах к миссис Тредгуд: — Ох, миссис Тредгуд, я слишком молода, чтобы стать старухой, и слишком стара, чтобы быть молодой. Я везде лишняя. Мне хочется убить себя, да смелости не хватает.

Миссис Тредгуд ужаснулась:

— Эвелин Коуч, не смейте даже помышлять о таких вещах! Это все равно что вонзить нож прямо в сердце Иисусу! Какие глупейшие разговоры, милочка моя. Вам надо просто взять себя в руки и открыть сердце Господу. Он поможет. А теперь позвольте, я кое-что спрошу… У вас болят груди?