Фэнни Флэгг - Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок» [litres]

— Да, страшно не хватает. А главное, я так мучаюсь, что меня не было рядом. Может, я смогла бы хоть чем-то помочь, врача вызвать или еще что.

— Не изводите себя попусту, ничего бы вы не сделали. Она ведь и не болела даже. Мы по воскресеньям брали ее с собой в церковь, и всегда она поджидала нас на крыльце. В то воскресенье мы собрались ехать, смотрим, а ее все нет и нет. Рэй, мой муж, постучал к ней — никто не отвечает. Он вошел и через несколько минут вышел один. Я его спрашиваю: «Рэй, а где же миссис Тредгуд?» Он и говорит: «Милая, миссис Тредгуд умерла», а потом сел на ступеньки и заплакал. Во сне умерла, не мучилась. Думаю, она догадывалась, что ее час близок, потому что я как-то зашла к ней и она мне сказала: «Смотри, Джо, если со мной что случится, отдай это Эвелин». Она только о вас и думала. Хвасталась все время, что в один прекрасный день вы повезете ее кататься на новом «кадиллаке». Бедная старушка, умерла, и ничего после нее не осталось, вот только несколько безделушек. Кстати, я вам сейчас их отдам, пока не забыла.

Миссис Хартман принесла фотографию маленькой девочки на качелях с голубыми шарами в руке, коробку из-под обуви и кувшинчик с чем-то похожим на гравий.

Эвелин взяла кувшинчик.

— А это что такое?

Миссис Хартман засмеялась:

— Это ее камни из желчного пузыря. Один Господь ведает, почему она решила, что они вам нужны.

Эвелин открыла коробку. Там хранилось свидетельство о рождении Альберта, выпускной диплом Клео — 1927 год, Пальмеровская школа мануальной терапии в Давенпорте, штат Айова, и штук пятнадцать проспектов разных похоронных бюро. Потом Эвелин заметила пакет с фотографиями. Сверху лежал снимок мужчины с мальчиком в матросском костюмчике. Под ним — школьная фотография светловолосого паренька, сделанная в 1939 году, на обороте надпись: «Культяшка Тредгуд — 10 лет», а затем — семейный портрет Тредгудов, 1919 год. Эвелин показалось, что она встретила старых друзей. Бадди она узнала сразу — по горящим глазам и широкой улыбке. Были там Эсси Ру, и близняшки, и Леона, позирующая с видом королевы, и маленькая Иджи с деревянным петухом. А позади в длинном переднике стояла Сипси, преисполненная чувства собственного достоинства.

На следующем снимке была девушка в белом платье. Она стояла в том же дворе и заслоняла от солнца глаза, улыбаясь фотографу. Эвелин подумала, что перед ней самое милое создание, какое ей доводилось видеть, с длиннющими ресницами и очаровательной улыбкой. Но она не узнала ее и спросила миссис Хартман, кто это.

Миссис Хартман надела очки, висевшие у нее на цепочке, и принялась внимательно разглядывать фотографию.

— A-а, я сейчас вам скажу, кто она. Это ее подруга, она здесь жила когда-то. Из Джорджии. Руфь ее звали, а вот фамилию не помню.

Боже мой, подумала Эвелин, Руфь Джемисон! Скорее всего, это ее первое лето в Полустанке. Она не могла оторвать взгляда от снимка. Руфь была настоящей красавицей.

Еще одна фотография. Седеющая женщина в охотничьей шапочке сидит на коленях у Санта-Клауса, внизу надпись: «Новый год, 1956».

Миссис Хартман поглядела на снимок и рассмеялась:

— Ой, да это же та дурочка, Иджи Тредгуд. Она тут когда-то кафе держала.

— Вы ее знали?

— Да кто ж ее не знал! Такая была сорвиголова, никогда не знаешь, что она в следующий момент выкинет.

— Смотрите, миссис Хартман, а вот миссис Тредгуд.

Снимок был сделан лет 12 назад — седая старушка у входа в супермаркет. Она почти не отличалась от той миссис Тредгуд, которую Эвелин видела в последний раз.

Миссис Хартман взяла фото.

— А я ведь помню это платье. Темно-синее, в белый горошек. Сдается мне, она носила его лет тридцать, не снимая. Хотела, чтобы вся ее одежда досталась бедным. У нее, бедняжки, действительно ничего не было — только старое пальто да несколько домашних платьев. И ведь всю мебель увезли, всю, кроме кресла-качалки. Я не позволила его забрать. Она в этом кресле с утра до ночи сидела, все ждала, когда пройдет поезд. Мне показалось неправильным, если в этом кресле будет сидеть кто-то чужой. А дом свой она завещала нашей дочери Терри.

Эвелин перебирала мелочи в коробке.

— Поглядите, миссис Хартман, меню кафе «Полустанок». Годов, наверно, тридцатых. Ну и цены были, просто не верится. Барбекю — десять центов, обед — тридцать пять! А за пирог всего пять центов!

— Быть не может! Теперь в кафе приличный обед стоит долларов пять-шесть, не считая напитков и десерта.

Пока миссис Хартман рассуждала о нынешней дороговизне, Эвелин нашла фотографию Иджи в клоунских очках и с фальшивым носом. Рядом стояли четыре слегка чокнутых с виду паренька в немыслимых одежках. Внизу надпись: «Клуб “Маринованный огурец’.’ “Глупости из морозилки’’ 1942». Снимок Клео, сделанный на Пасху. Открытка, которую Эвелин прислала из Калифорнии. Меню пульмановского вагона-ресторана Южной железной дороги пятидесятых годов, наполовину использованный тюбик губной помады. Листок с текстом 90-го псалма и больничный жетон, который надевают на руку больному: «Миссис Вирджиния Тредгуд, 86 лет».

А на самом дне коробки Эвелин обнаружила конверт с надписью «Миссис Эвелин Коуч».

— Смотрите-ка, она оставила мне письмо!

Эвелин открыла конверт и прочитала:

Эвелин, я тут написала вам несколько рецептов Сипси. Они мне очень нравились когда-то, вот я и подумала, может, вам тоже понравятся. Особенно обратите внимание на рецепт жареных зеленых помидоров.

Я люблю вас, Эвелин, детка. Будьте счастливы. Я счастлива.

Миссис Хартман сказала:

— Ну что ж, благослови ее Бог.

Эвелин принялась аккуратно укладывать фотографии обратно в коробку, и ей стало горько. Боже мой, подумала она, человек прожил на этой земле восемьдесят шесть лет, и все, что от него осталось, — это коробка из-под обуви, набитая старыми бумагами.

Потом Эвелин попросила миссис Хартман показать ей, где было раньше кафе.

— Да ведь от него ничего не осталось! Конечно, я с удовольствием прогуляюсь с вами и все покажу, если хотите. Вот только сниму с плиты фасоль и поставлю мясо в духовку, я мигом.

Эвелин отнесла коробку в машину и, поджидая миссис Хартман, прошлась до дома, где жила миссис Тредгуд. Подойдя к крыльцу, она взглянула вверх и засмеялась. Высоко в ветвях березы торчал веник, которым миссис Тредгуд запустила в соек почти год назад, а на телефонных проводах сидели дрозды — те самые, что подслушивали ее телефонные разговоры. Дом оказался совершенно таким, как говорила миссис Тредгуд, — с геранями в кадках и кустами жасмина перед входом.

Потом вышла миссис Хартман, они проехали несколько кварталов, и она показала место, где когда-то было кафе, — совсем рядом с железнодорожными путями. Тут же стояло кирпичное здание, тоже заброшенное, но Эвелин удалось прочитать надпись над входом: «Салон красоты миссис Опал». Все было так, как она и представляла.