Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

– Я все понял… Понял… Пошутил… И только.

Алессандро оттолкнул Винченцо в сторону. Тот упал на песок, поднялся, посмотрел на мачете, перевел взгляд на Ангелику, выдавил улыбку.

– Понял… Все понял, – взгляд Винченцо снова устремился к мачете, только теперь вместо страха на его лице играла ухмылка. – Хорошая штука… Такой, действительно, убить можно… Можно.

Винченцо развернулся и, ухмыляясь, побрел по берегу. Алессандро смотрел ему вслед долгим, пронизывающим взглядом, взглядом человека, готового пойти на убийство ради защиты близких.

Ангелика поднялась на ноги и бросилась к Алессандро. Рыдая, повисла у него на шее, а он отбросил мачете в сторону, обнял ее и прижал крепче к груди.

Леопольдо прятался от лучей полуденного солнца внутри своей хижины, когда его ушей достигло приглушенное порыкивание двигателя автомобиля. Леопольдо сразу же подумал об Ахмеде, так как других машин в селении Рахима он никогда не видел.

Двигатель машины не успел умолкнуть, как с улицы понеслись встревоженные крики домочадцев Рахима. Леопольдо насторожился. Общение с Ахмедом научило его быть наготове всякий раз, как тот объявлялся в селении. Крики слышались все ближе. Волнение охватило Леопольдо. Он собрался, было, уже выйти на улицу, чтобы узнать, что случилось, как тень накрыла вход в хижину, и мгновение спустя в проеме возникла массивная фигура Ахмеда. Не замедляя движения, Ахмед, обезумевшим от боли слоном, ринулся внутрь хижины, схватил Леопольдо за шею и поволок на улицу.

Леопольдо попытался сопротивляться, но тут же получил прикладом автомата по спине. Впридачу откуда-то сверху на него обрушился поток арабо-сомалийских слов. Леопольдо вскрикнул от боли, когда спину обожгло точно огнем, ноги подкосились, и он растянулся на пороге хижины. Но Ахмеда это не остановило, сомалиец схватил Леопольдо за волосы на затылке и потащил дальше. Леопольдо взвыл от боли, перед глазами вспыхнула зарница, кожу на голове, будто кто живьем сдирал. Не помня себя от ужаса, Леопольдо вцепился руками в ногу Ахмеда и вонзил в нее зубы. То ли рык, то ли рев вырвался из груди сомалийца и заметался испуганной ланью по двору.

Сильный удар прикладом в бок вышиб у Леопольдо воздух из груди, зубы сами собой разжались, отпуская ногу Ахмеда. В следующий миг Ахмед размахнулся и ударил раненой ногой Леопольдо в живот. На этом не остановился, несколько ударов прикладом автомата заставили Леопольдо распластаться на песке, заставили позабыть обо всем на свете, кроме той боли, что охватила его тело. Скорее интуитивно, чем осознанно, он скрутился на земле, обхватив голову руками, а ноги прижимая к животу, чтобы защитить самые важные органы от повреждения. Но ударов больше не последовало. Ахмед попеременно вспоминая то Аллаха, то шайтана, схватил Леопольдо за волосы и рывком поднял того с земли. Новая вспышка боли заставила Леопольдо вскрикнуть, но Ахмед даже и не думал отпускать его волосы. Вместо этого он отбросил автомат в сторону, достал из кармана штанов какую-то синюю книжечку и ударил ею Леопольдо по лицу.

– Ernesto Crespo?! Ernesto Crespo?! – орал Ахмед, снова и снова ударяя Леопольдо. – Son of Satan! Leopoldo Vitale you are! Leopoldo Vitale! [79] Эрнесто Креспо?! Эрнесто Креспо?!.. Сын Сатаны! Ты Леопольдо Витале! Леопольдо Витале! (англ.)

В какой-то краткий миг очереднего удара по лицу Леопольдо успел разглядеть сквозь красное марево перед глазами свой паспорт, тот самый, который пираты забрали у него еще в тот день, когда напали на "Италию".

Леопольдо повалился на землю, когда Ахмед оттолкнул его от себя. Упал и замер, надеясь на то, что боги смилостивятся, и его оставят в покое. Но тело Леопольдо находилось во власти не жестоких богов, а в руках Ахмеда, у которого на итальянца имелись собственные планы.

– I know. I know how to make the bastards pay [80] Я знаю. Я знаю, как заставить ублюдков платить (англ.) , – прорычал сомалиец, вынул кинжал из ножен на поясе и приблизился к Леопольдо.

Леопольдо не видел Ахмеда, так как глаза его были закрыты, но, услышав шаги рядом, насторожился. Когда открыл глаза, увидел Ахмеда с кинжалом, сделал слабую попытку подняться на ноги, но тут же был отброшен назад ударом ноги сомалийца. Леопольдо растянулся на песке. Пыль, кровь и пот на лице смешались, образовав однородную темную массу, но сейчас это заботило Леопольдо меньше всего. Инстинкты заставляли его двигаться, сопротивляться смерти, даже если это сопротивление заведомо обречено на провал. Преодолевая боль в теле, он перевернулся на бок, собираясь снова подняться на ноги, но тут же почувствовал сильный толчок в спину. Не удержавшись, Леопольдо зарылся лицом в песок. Чье-то колено придавило его тело к земле, лишая способности двигаться. Кто-то откинул его правую руку в сторону. Ощутил холод лезвия кинжала у основания мизинца, холод где-то глубоко внутри. Попытался сжать ладонь в кулак, но тут же получил чем-то тяжелым, должно быть прикладом автомата по руке, немногим выше ладони. Рука вмиг онемела, обмякла, стала чужой.

– In šā'Allāh [81] Если захочет Аллах (араб.) , – услышал Леопольдо голос Ахмеда, и в тот же миг острие лезвия полоснуло по пальцу.

Леопольдо взвыл, но автоматная очередь, внезапно изрешетившая небо, заглушила его дикий вопль. Колено, давившее на спину, исчезло. Оказалось, Ахмед, едва услышал стрельбу, вскочил на ноги и забегал глазами в поисках того, кто стрелял. Рядом стояли боевики, сжимавшие автоматы и также бегавшие испуганными взглядами по двору.

Леопольдо же первым делом прижал к себе правую руку, бросил взгляд на мизинец, заплакал от счастья, когда увидел, что кожа на пальце, хоть и разрезана, но кость не повреждена. Только потом, убедившись, что палец на месте, он принял сидячее положение, поднял голову и увидел Рахима с автоматом в руках. Рядом заметил его старших сыновей, также с автоматами. Рахим что-то говорил Ахмеду. Тот огрызался, показывал на хижину с дверью, но Рахим лишь разводил руками, возносил их к небу. В итоге, разозлившись, Ахмед сунул кинжал в ножны, подхватил автомат с земли и, сопровождаемый боевиками, направился к машине, водитель которой уже успел завести двигатель.

Едва машина, поднимая клубы пыли, покатила прочь, Леопольдо, изнывая от боли в теле и жажды, поднялся на ноги и тряхнул головой, прогоняя танцующие круги перед глазами. Он едва не упал, когда его повело в сторону, но рядом оказался Рахим, помог, поддержал, не дал упасть.

– Thank you [82] Спасибо (англ.) , – прохрипел Леопольдо.

– Allāhu Akbar, – ответил Рахим и добавил. – Al-hamdu li-llāh [83] Аллах велик. Хвалла Аллаху (араб.) .

Кроме слова "Аллах" Леопольдо больше ничего не понял из того, что сказал ему Рахим, и, тем не менее, это монотонное, спокойное бормотание сомалийца подействовало на Леопольдо как движение флейты в руках факира на кобру – уменьшило боль в теле, хаос в голове. Сопровождаемый Рахимом, Леопольдо вернулся в хижину, опустился на циновку. На краткий миг Рахим оставил его. Когда вернулся, перевязал ему палец, предварительно омыв его верблюжьей мочой. Принес Леопольдо молока, чтобы тот утолил жажду и оставил.