Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

Крик вьюрка на ветке прогнал сон и вернул Леопольдо в настоящее, сухое и тревожное, сводящее от жажды скулы и пульсирующее слабой болью где-то в области желудка. Леопольдо провел рукой по лицу, то ли вытирая пыль и песок с лица, то ли пытаясь избавиться от остатков сна, путающих его сознание паутиной слабости и сонливости, после чего перевернулся на бок и сел, опершись на руку. Рассеянный взгляд пустился по равнине в поисках гор. Те были на месте. Все так же манили его своей громадой, обещая тень, прохладу и может быть воду. Как и раньше они высились над горизонтом, точно привязанные к нему, как и раньше они были далеки и казались недосягаемыми. При виде далеких верхушек гор, подрагивающих в свете нарождающегося утра, отчаяние должно было бы охватить Леопольдо и охватило бы, если бы не безразличие и вялость, поселившиеся в его сердце раньше. Леопольдо смотрел на горы с видом человека, видящего свой путь, но не знающего, зачем ему двигаться по нему. Иллюзии окончательно растаяли, когда закончились его скудные питье и еда. Он понимал, что теперь живым до гор ему ни за что не добраться, поэтому и смысла идти к ним не было никакого. Но, как человеку, которому было уже нечего терять, ему ничего не оставалось, как двигаться дальше. Неважно куда, неважно зачем. Просто двигаться, двигаться, пока в груди бьется сердце. Назло себе, мечтающему только о том, чтобы все это поскорее закончилось, чтобы пришла смерть и забрала тебя домой, в небытие. Из небытия мы приходим и в небытие возвращаемся. Назло солнцу, ждущему, когда же ты наконец-то свалишься с ног, чтобы иссушить твой труп. Назло жестокому миру, наблюдающему за твоими бессмысленными трепыханиями, избежать того, чего еще никому не удавалось. Назло той маленькой птичке, чье пение посмело потревожить его беспокойный сон.

Леопольдо поднялся на ноги и потянул носом воздух. Он все еще был жив и все еще мог двигаться. Ослиное упрямство, которые многие из-за невежества называют жаждой жизни, заставило Леопольдо сделать шаг, за ним еще один. Горы не стали на шаг или два ближе. В этом желто-красном мареве, кутающем мир в эти ранние часы, наоборот, они, казалось, отдалялись, будто убегали от одинокого безумца, решившего достичь их во что бы то ни стало.

Солнце поднималось. Воздух накалялся все больше, но Леопольдо этого словно не замечал, двигался, будто на автомате, видя перед собой лишь серые вершины на горизонте. Воздух с хрипом вырывался из его груди, ноги молили о пощаде, спину покрыли волдыри от ожогов, а он все двигался вперед, не думая ни о чем, не чувствуя ничего. Как заводной – двигался, пока не закончится заряд.

Час или два спустя вдали замелькали какие-то странные строения. Леопольдо даже остановился, чтобы пересчитать их. Насчитал пять строений. Надежда ожила в груди Леопольдо. Там, где строения, там – люди, а там, где люди – вода или молоко на крайний случай. Ноги Леопольдо, будто зажили собственной жизнью. Невесть откуда и силы взялись. Леопольдо побежал. Чем дольше бежал, тем сильнее ноги наливались свинцом, заплетались, из-за чего он не раз спотыкался и растягивался на земле, зарываясь лицом в траву. Но поднимался и снова бежал, вернее, пытался быстро переставлять ноги. В конце концов, перешел на шаг с частыми остановками, перевести дыхание.

Когда же странные строения замаячили поблизости, Леопольдо остановился и какое-то время смотрел на них, прячя от окружающего мира разочарование на лице за маской растерянности. То, что Леопольдо принял за строения, созданные руками людей, в действительности оказалось термитниками. Сил у Леопольдо хватило только на то, чтобы добраться до ближайшего термитника и упасть на землю в его тени.

Изнуренный и опустошенный, лежал Леопольдо, вперив невидящий взгляд в рыжий термитник, нависший над ним, точно статуя Христа над Рио. Земля вокруг термитника была пустой, сплошь покрыта красноватым песком. Леопольдо глядел на термитник снизу вверх и ему казалось, что он смотрит на уродливый ствол огромного дерева или на увитую роговыми выступами голову какого-нибудь чудовища; творение, рожденное буйной фантазией безумного художника.

Леопольдо лежал под термитником и чувствовал, как тело его слабеет все больше, как жизнь с каждым новым выдохом покидает его, оставляя лишь оболочку, некогда жившую полноценной жизнью. И ради чего все это? Ради чего была эта жизнь? Ради чего загорелась свеча его жизни? И ради чего она сейчас гасла? Леопольдо ощутил невероятное желание закрыть глаза и умереть, тем самым избавиться от всех тех страданий, что терзали его в эти минуты. Будь у человека в наличии кнопка самоликвидации, обязательно ею бы воспользовался. К счастью, ничего похожего в организме человека не существует, поэтому Леопольдо ничего не оставалось, как рассматривать термитник и небо над головой, вспоминая прошлое, чтобы убежать от настоящего.

Погружаясь все больше и больше в водоворот воспоминаний, Леопольдо сунул руку в карман джинс, нащупал перевязанные куском тряпки волосы Ангелики и достал их. Схватился за грудь, когда сухость в горле пробудила к жизни кашель. Когда приступ прошел, Леопольдо поднес к глазам волосы Ангелики, словно хотел рассмотреть. Как давно это было. Но как свежи были в памяти воспоминания. Не вчера ли это все происходило? Не спит ли он? Быть может, все, что окружает его в эту минуту всего лишь один из тех редких кошмаров, которые время от времени навещают головы изнывающих от скуки комфортной жизни жителей цивилизованного мира? Если это так, тогда ему стоило бы давно проснуться.

Леопольдо зажал волосы девушки в кулаке, приподнялся и оперся спиной о термитник. Проглотил сухой комок в горле.

– Ради чего все это? – хрип со свистом вырвался из груди Леопольдо. Кулак разжался. Леопольдо опустил взгляд и посмотрел на волоски в ладони.

– Ради чего все это?! – Леопольдо запрокинул голову и закричал. – Ради чего?!

Крик разорвал мертвую тишину этого места, ангелом вознесся ввысь и затерялся среди редких облаков на небе. Поднялся легкий ветерок, подхватил с земли пыль и закружил в небольшом хороводе.

– Ради чего? – безвучно зашептали губы.

Леопольдо обернулся, взглядом словил далекие шапки гор, на миг закрыл глаза и заорал:

– Ради чего все это?! Кто мне скажет?! Ради чего?!

Уголки глаз Леопольдо увлажнились. Свесил голову на грудь, зарыдал скупыми слезами. Успокоившись, обернулся, увидел горы, зацепился глазами, будто взял на прицел, поднялся с земли, зажал в руке волосы Ангелики и двинулся дальше.

Они настигли его под вечер. Сначала он услышал их вой, этот дьявольский хохот, от которого мороз бежал по коже, несмотря на ужасающую дневную жару, а затем увидел и их самих. Это были гиены. Короткая и грубая шерсть сероватого цвета с бурыми пятнами на боках и на верхних частях ног покрывала их мощные тела. Головы животных напоминали собачьи, с мощными и широкими мордами. Заокругленные уши всегда настороже. Длинная грубая шерсть на шее и вдоль спины образовала гриву.