Анатолий Курчаткин - Потрет женщины в разные годы

В новое посещение комиссии – уже не гостевое, а рабочее, на заседание – Ципа принесла свою последнюю статью – сразу несколько экземпляров газеты. Прошу, вручала она газету каждому вновь пришедшему. Получалось это у нее так, словно бы тот для того только здесь и появился, чтобы получить газету с ее статьей. Четвертая страница, добавляла она указующе, там увидите.

Маргарита получила газету первой. И, пока все собирались, толклись в приемной, обменивались новостями, расспрашивали друг друга о самочувствии и делах, успевая наливать чай одному, кофе другому, сумела прочитать статью.

Статья была убойная – любимое слово Скоробеева тут было бы кстати. Рука у Ципы не знала жалости, резала и колола врага без пощады, охаживала по всем уязвимым местам до кровавого месива. Впечатляющая была статья. От ее чтения у Маргариты осталось ощущение чего-то тяжелого, железного, подобного танку, что прокатилось по ней.

Ципа, видела она, пока читала, постоянно поглядывала на нее – внимательным, как бы ожидающим, требовательным взглядом. Словно Маргарита что-то должна была ей; должна – и не вернула. Но непременным образом обязана будет вернуть.

Все собрались, расселись в кабинете Скоробеева за совещательным столом, комиссия начала работу, – и четыре часа пролетели одним жарким, спрессованным в черную вневременную бездну оглушающим мигом. Маргарита, вся еще в жару прошедшего заседания, полыхая внутри раскаленной печкой, поднялась, бросилась в приемную: вызывать машины для разъедза, формировать группы, – Ципа, заступив дорогу, перехватила ее:

– Риточка, милая моя! Я наблюдала за вами, когда вы читали мою статью. У вас на лице была такая буря эмоций! Как вам статья? Мне очень любопытно ваше мнение.

Маргарите было и некогда, и вовсе это не входило в ее намерения – обсуждать с Ципой статью, – она развела руками, извинилась, обогнула Ципу и протиснулась мимо нее в двери. Плюхнулась на свой стул за конторкой, сняла трубку, набрала номер гаража…

Когда, утрясши все с гаражом, записав номера выделенных машин, она подняла от конторки голову, то увидела перед собой лицо Ципы. Та стояла с другой стороны конторки, сложив перед собой на полках руки, смотрела на нее и ждала ее внимания к себе.

– Нет, Риточка, не думайте от меня так просто отделаться, – тотчас, как Маргарита встретилась с ней взглядом, проговорила Ципа. В голосе ее была безапеляционная требовательность. – Вы меня заинтриговали своими эмоциями. Я хочу знать ваше мнение. Как представителя молодого, свободного поколения. Ведь вам уже не известно, что это такое, когда плющат душу плитой марксистско-ленинской идеологии.

– Почему же? – Та кроличья робость – словно перед удавом, – что охватила Маргариту при первом посещении Ципы, поднялась в ней снова. – Я еще сдавала экзамены по политэкономии. И по марксистско-ленинской философии тоже.

– Тем более, – удовлетворенно сказала Ципа. – Давайте пойдем в ту вашу, приватную комнату, поговорим. Ничего, останутся мужчины без вас, побудут пять минут одни, им без женщин побыть, в собственном обществе, очень даже полезно.

Маргарита сдалась. Ципа была таким же членом комиссии, как все остальные, и имела право на внимание к себе ничуть не меньшее, чем они.

Они прошли в ту, вторую комнату, где когда-то сидел заместитель застрелившегося главы партийного суда, Ципа закрыла дверь, прошла к креслу и села в него, забросив ногу за ногу.

– Будете мои? – спросила она, доставая из сумочки пачку «Мальборо». – Настоящие американские, не те, что здесь у нас продаются.

Маргарита, поколебавшись, отложила свой «Вок» и взяла сигарету из пачки Ципы. Что говорить, «настоящие американские» – это соблазняло, трудно было устоять.

– С марихуаной, – проговорила Ципа, когда Маргарита ткнулась сигаретой в поднесенный ею фиолетовый язычок зажигалки.

Маргарита невольно отпрянула.

По лицу у Ципы растекалась плотоядная улыбка заслуженного удовольствия.

– Если бы даже и с марихуаной, – сказала она. – Я, конечно, не рискнула везти, но в Америке, особенно в молодежных тусовках, – это обычное дело. Такой после этого секс – в жизни не имела. А вы разве не пробовали?

Маргарита пробовала, не без того. Пять лет на Ленгорах и не попробовать – такое исключалось. Только она пробовала гашиш, не марихуану, и ей не понравилось.

– Что-то на меня не произвело впечатления, – ответила она.

Ципа, продолжая держать зажигалку горящей, снова протянула ее Маргарите.

– Значит, у вас еще все впереди. В вашем возрасте я не смела и мечтать о чем-то подобном.

Ей, как понимала Маргарита, было около сорока, может быть, лет тридцать семь, а может быть, тридцать девять. Все же там, после тридцати, Маргарита плохо чувствовала возраст. Во всяком случае, Ципа была ощутимо старше Полины – это уж точно. У нее был и муж, и двое детей, но в Америке она жила без них.

Маргарита прикурила от поднесенного огня, отошла к столу со стоящим на нем ксероксом и села на свободный угол, свесив вниз ногу.

– Если марихуана так хороша и безвредна, – спросила она, – почему же в Америке столь усиленно борются с наркотиками?

– Созреет и Америка до легализации. – Ципа тоже прикурила и бросила зажигалку обратно в сумочку. Зажигалка была у нее эффектная – тяжелая, металлическая, со сменяемыми баллонами. – В Голландии, например, – пожалуйста, в любой аптеке. Нужно только знать меру. Как и в алкоголе. Настоящая демократия – это свобода выбора. Знаешь опасность, но хочешь губить себя, колоть тяжелые наркотики – губи. Твой выбор!

Маргарита внутренне содрогнулась. В ней вновь, едва не физическое, возникло ощущение, что по ней, тяжело громыхая и скрежеща, катит что-то тяжелое, похожее на танк.

– Вы хотели о статье, – сказала она. – Мое мнение. По-моему, феноменальная статья.

– Ну-ну. Да. Так, – с жадностью вскинулась Ципа, затягиваясь и тут же выпуская дым. – Понравилась статья, да?

Она хотела похвал! Фимиама! Хотела надышаться им, напитаться, насытиться, хотела его, как наркоман наркотика, и вовсе никакое мнение Маргариты ее не интересовало. Просто другие не прочли статью, а Маргарита прочла, и вот обязана была окурить ее благовонием.

С какой стати?! – встало в Маргарите все на дыбы.

– Тяжело, – проговорила она.

– Что тяжело? – Ципа отвела руку с сигаретой от губ. – Тяжело читать? Ну, это бред! У меня очень легкое перо, еще никто никогда не говорил мне, что меня тяжело читать.

– Нет. – Маргарита, напротив, поднесла сигарету ко рту, затянулась и, не торопясь, выдохнула дым. – Я не о стиле. Я о тоне. Об интонации. Вы будто катком катите.

– Катком? – переспросила Ципа. И пожала плечами. – Конечно. Именно. Это и было моей целью. Значит, я ее достигла.