Анатолий Курчаткин - Потрет женщины в разные годы

Ответ Маргариты Ципе вывел из себя прежде всего Скоробеева.

– Какие прежние времена?! – с яростью, по-обычному наливаясь медью, проговорил он. – Если бы они наступали, меня бы уже здесь не было. И я бы не стал ждать, когда попросят, я бы сам тут же покинул эти стены. – Быстрым жестом Скоробеев обвел руками вокруг себя. – Я за это не держусь! Мне это само по себе просто так не нужно!

– Только я почувствую запах прежних времен, моей ноги здесь не будет! – Ципа смотрела не на Маргариту – на Скоробеева. Гнев, звучавший в ее голосе, превосходил негодование Скоробеева многократно. Это была расплавленная сталь, готовая испарить любого во мгновение ока, когда у Скоробеева температура едва достигала уровня белого каления. – Я не позволю использовать свое имя в грязных делах!

– Кадя, да я тоже, я же говорю, – вмиг пасуя перед ней, вновь забормотал Скоробеев. – Я и говорю, ничего такого… что ты! Что нужно, – перевел он взгляд на Маргариту и даже шагнул к ней, в глазах его Маргарита прочла беспощадное требование брать все на себя и не сметь фардыбачить, – что нужно, чтобы Аркадия Серапионовна беспрепятственно могла пойти куда ей требуется?

Он прекрасно знал сам, что нужно. И Маргарита могла указать ему на это. Но запас ее возможностей противостоять Скоробееву был исчерпан.

– Нужен личный пропуск, – коротко сказала она.

– Какой личный пропуск? Рита, давай яснее! – Скоробеев почти кричал.

– Такой же, как у вас. Или, в крайнем случае, у меня.

Скоробеев по своему пропуску мог свободно пройти даже в Кремль, Маргариту по ее пропуску в Кремль не пропустили бы.

– Так почему у Аркаиди Серапионовны его нет?! – вопросил Скоробеев.

Это уже было слишком. Словно иметь или не иметь Ципе пропуск зависело от Маргариты!

– А у кого он есть из других членов комиссии? – спросила она.

У нее возникло впечатление – она как бы поставила своим вопросом перед Скоробеевым стену. Он налетел на нее – и остановился. Остановкой было его молчание. Смотрел на Маргариту бешеным, раскаленным взглядом и молчал.

– У Аркадии Серапионовны такой пропуск должен быть! – произнес он затем.

Скоробеев не перемахнул через стену, не обошел, он проник сквозь нее – словно какой-нибуь иллюзионист. И в тоне его было такое, что уже окончательно лишало всякого смысла возможные Маргаритины объяснения.

– Займись этим вопросом! – добавил Скоробеев, быстро глянув перед тем на Ципу.

Лицо у Ципы дышало радостным ублаготворением.

Доктор наук, профессор, директор института, у которого накануне был день рождения, пришел с сумкой, полной бутылок и снеди.

– Ритулечка, организуем? – передавая ей сумку, принял он ухарский вид.

– Нет сомнений, – отозвалась она, демонстрируя ответной залихватскостью тона предстоящее удовольствие.

На самом деле никакого удовольствия от этих застолий она теперь не получала. Уже почти годовой давности крик Скоробеева: «Ты кто такая?!» – стоял в ушах, не исчезал, как ни силилась избавиться от него, и все отравлял. Она не чувствовала больше того единения с ними со всеми, какое было поначалу, той прежней полноты жизни, сидела с ними за столом – и все было чуждо, не вбирало в себя, напротив – отторгало. Хотелось, чтобы застолье скорей закончилось, в машину – и домой.

Впрочем, застолье могло бы быть и много хуже – останься на него Ципа. Вот уж было бы удовольствие, если б она осталась. Но она ушла с заседания, не досидев и до середины. Она редко досиживала до конца, обычно уходила раньше. «Дела!» – коротко бросала она Скоробееву, поднимаясь со своего места.

Маргарита, как ей это не было в тягость, села рядом со Скоробеевым. Она обещала Полине следить за ним, не позволять увлекаться рюмкой и не могла нарушить данного слова.

– Только не говори мне, что не можешь этого сделать! – неожиданно, поворачиваясь к ней, сказал Скоробеев. – Ясно? Не смей говорить!

– Вы о чем? – Маргарита не поняла.

– О пропуске, о чем. У Ципы такой пропуск должен быть.

– Вы серьезно?

Чего-чего, а вот этого Маргарита не могла и предположить: что Скоробеев вполне серьезно предлагал ей заняться пропуском для Ципы. Она полагала, что он это все для красного словца, демонстрируя Ципе свою дружбу. Личный пропуск выдавался только тем, кто работал в штате, члены комиссии в штате не состояли, и получить такой пропуск… да для этого требовался приказ главы администрации о зачислении человека на работу!

– Я серьезно, – ответил ей Скоробеев. – У Ципы такой пропуск должен быть.

Маргарита помолчала. Это было немыслимо, чего он требовал.

– Тогда занимайтесь им сами, – сказала она. – Это вне моих возможностей.

– Как это вне? – Скоробеев пристукнул о стол рюмкой. Такое бешенство вспыхнуло в нем. – А пропуска этим бельгийцам?

– Пропуска бельгийцам! – откликнулась Маргарита. – Там совсем другое.

Она действительно умудрилась с этими пропусками для бельгийцев прыгнуть выше головы. И не просто выше, а головокружительно высоко. На оформление пропусков иностранцам уходило три дня. Подать заявку меньше, чем за три дня, значило гарантированно пропуска к нужному времени не получить. Скоробеев вспомнил, что к нему должна прийти бельгийская делегация, за три часа до ее посещения. И естественно, первым делом Маргарита сказала, что получить пропуска невозможно. «Да? – вопросил Скоробеев. Он стоял около ее конторки и, потянувшись, похлопал по выгнутому дырчато-шероховатому крупу компьютерного монитора перед Маргаритой. – Те, кто работал до тебя, говорили, что это вот – тоже невозможно.» «На компьютер у меня ушло несколько месяцев», – помнилось Маргарите, ответила она ему тогда. «Другие говорили, что вообще невозможно», – повторил Скоробеев. Он, конечно, элементарно сыграл на ее тщеславии. Но в конечном итоге получилось, что он был прав. Маргарита сумела получить на руки бланки заявок, чего никогда не делалось, сама отнести их в комендатуру, что также не позволялось, получить на заявках необходимые визы, а потом еще, чтобы получить последнюю подпись, умудрилась пройти к начальнику службы прямо во время совещания, прервать его ход и заставить генерала поставить свое факсимиле. Бельгийцам пришлось ждать внизу у поста всего каких-нибудь десять минут.

Но то, что требовал от нее Скоробеев сейчас, ни в малой мере не зависело от ее способностей прыгать выше головы. Прыгни она на десять собственных ростов, сделать бы ей ничего не удалось.

– Пропуска бельгийцам – совсем другое, – повторила она.

Скоробеев на этот раз не ответил. Только снова пристукнул рюмкой о стол и отвернулся.

Он отвернулся – и больше не заговаривал о пропуске до конца застолья. Не возобновил он разговра о нем и потом, когда разъезжались. Не возобновил на следующий день. И после субботы-воскресенья, в начале наступившей недели тоже не вспомнил. Маргарита уже стала думать, что тема исчерпана и Скоробеев к ней не вернется. Надо полагать, он понял, чего требовал. Нельзя же требовать от песка, чтобы он стал текучим, как вода, а от воды – чтобы сыпучей, как песок.