Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— Я тебе объясню почему, — сказала леди Райс. — Потому что это разобьет мне сердце. Потому что я все еще мучаюсь от унижения и стыда; и предпочитаю не думать об этом. Я отвергнутая женщина. Я была хозяйкой Райс-Корта, а теперь ты хочешь, чтобы я посетила Аттракционы, точно туристка? Никогда.

— По-моему, вполне можно съездить, — сказала Анджелика. — Я могла бы навестить мою мать. Собственно, давно пора. С Эдвином мы постараемся не встречаться, и вообще.

— О нет! — сказала Джелли с едким сарказмом. — Конечно, нет.

— Так ведь все это давно позади, — сказала Анджелика.

— Если бы мы надели парик, — сказала Джелли, — то могли бы посмотреть на него, а он нас не узнал бы. Пожалуй, мы поехать можем. Но только переодетыми.

— Он бы нас все равно не узнал, — сказала леди Райс и расплакалась, чего с ней давно не случалось. И больше она не сидела часами на краю кровати, глядя в пространство, настолько поглощенная своими горестями, что не испытывала скуки. Так часто сидят оглушенные, обездоленные, преданные — руки опущены, кисти бессильно свисают, рот чуть приоткрыт, будто они в трансе.

— Здорово! — завопила Ангел. — Три против одной! Едем. В следующий же раз, как позвонит Рам…

И в следующую же субботу Ангел на углу поджидала Рама, облаченная в клевые шмотки — иными словами, слои темной ткани, перемежающиеся обрывками кружев, мужские носки, тяжелые ботинки, купленные на рынке в киоске подержанных вещей. Тугой атласный жилетик под рваной кожаной курткой сжимал и приподнимал ее груди.

Сверкающий «вольво» Рама свернул на Дэвис-стрит. А вот и его клиентка прислоняется к фонарному столбу и пускает в воздух клубы дыма, точно Марлен Дитрих. Машина затормозила и остановилась на линии «стоянка запрещена».

— Это что, мода такая? — спросил он. — Или камуфляж?

— Не то и не другое, — сказала Ангел.

Он распахнул перед ней дверцу. На нем вместо шоферской формы был костюм. Прохожие таращили на них глаза.

— Мне нравятся многоликие женщины, — сказал он, когда они повернули на север. — Ни для кого другого я бы этого не сделал. По субботам я играю в футбол.

— Женщины не склонны ограничиваться одной личностью, — сказала Ангел, — даже в самые благополучные времена. А с мужчин хватает одной.

— Все твои мне нравятся, — рискнул он сказать, хотя она не поощряла такие душевные интимности. Ее интересовало только его тело. И он удовольствовался тем, что сказал, будь он на ее месте, так не поехал бы повидать экс-мужа в таком виде, а она сказала, что в этом случае очень удачно, что он не на ее месте, и они замолчали. А когда у бензоколонки Ангел пригласила его присоединиться к ней на заднем сиденье, он отказался — очень тактично. Она явно находилась в стрессовом состоянии. Он прежде нередко замечал в зеркале заднего вида, как она жестикулировала, шевелила губами, что-то бормотала, а иногда хлопала себя по запястью, хотя последнее время это случалось гораздо реже. Она говорила с ним разными голосами, отдавала противоречивые распоряжения. Он сообразил, правда, совсем недавно — а до этого такие моменты очень его пугали, — что их было четыре. Начала все Ангел, но теперь он предпочитал Анджелику — она предоставляла ему больше времени для накопления и выражения простой нежности. Хотя мгновенный энтузиазм Ангел, ее мгновенная реакция оказывались, бесспорно, очень полезными, когда времени бывало в обрез, а их уединение — сомнительным. Ему не нравилось оставлять женщину неудовлетворенной, а от того факта, что с Анджеликой так случалось часто, уйти было некуда, пусть она и клялась, что совсем не в претензии. Джелли вызывала грешное, пьянящее возбуждение, и он не спал ночами, мечтая о ней. Леди Райс требовала заверений в любви, и он ее заверял — лживо. Но ведь и она лгала. «Я люблю тебя», — твердила она мечтательно и маниакально, но, казалось ему, это стало бы правдой, только если бы он так или иначе причинил ей боль. Предлагая четвертушку своего «я», какое вы имеете право ожидать, что вам в ответ предложат «я» целиком? Его клиентка могла распоряжаться его телом — и все. Да и то, если не угрожала учудить что-нибудь. Но он тем не менее считал ее своей подружкой и другой не обзаводился. У него развился вкус к многослойности. А девочки эти часто казались до нелепости самостоятельными.

Порой он ощущал себя неведомым обитателем морских глубин, которого высокий прилив выкинул на берег. И вот он беспомощно лежит на песке. Вода отступила, оставила его. Иногда он на миг сознавал, что погружен в анабиоз и ждет возвращения в родную стихию. Но тут же говорил, что переживает кризис личности, только и всего. Выводил «вольво» из гаража, полировал, надевал шоферскую фуражку и говорил: это я, это я.

Против обыкновения Квартету Райс было как будто интересно что-то помимо его тела. Что доказывало, как полезно иногда дать им по рукам.

— Где ты живешь? — спросила печальная дамочка.

Он объяснил, что живет в плавучем домике на Темзе в Челси, а «вольво» держит в гараже на Чейн-Уок. Машину ему подарила тетка, когда его вышвырнули из Королевского музыкального колледжа за грубость. Ну и с помощью машины он зарабатывает себе на жизнь, пока прикидывает, какому занятию посвятить себя дальше.

— И давно?

— Я, собственно, не считал, — ошеломленно сказал Рам, — но выходит уже десять лет. А мне казалось, это случилось только-только.

Она сказала, что однажды и ее готовы были принять в Королевский колледж. Но кто угомонился бы, чтобы петь Генделя, когда впереди маячит контракт на запись диска, статус звезды и рок-н-ролл? Уж, конечно, не она. Во всяком случае, тогда. А на чем он играл? Да на чем угодно, сказал он, а стажировался на дирижера. Это произвело на нее впечатление.

— Если бы они выгоняли каждого за манеру поведения, у них ни единого студента не осталось бы, — сказала она сочувственно.

Он признался, что его просто отстранили от занятий на неделю, а он оскорбился, сказал, что больше туда не вернется, и не вернулся.

— Почти доехали, — сказал он, злясь на себя за свою откровенность. — Будем надеяться, вы знаете, что делаете.

Леди Райс надеялась увидеть запустение и услышать стенания, когда «вольво» повернет к дому, но не увидела и не услышала. Парк, сады, цветники, ухоженные, дремали в лучах летнего солнца, на лугах мирно паслись лошади; сама Природа вступила в заговор против нее, чтобы сказать: «Видишь, как мы все прекрасно обходимся без тебя!» Указатели, удачно размещенные и красиво покрашенные, теперь указывали, где искать Райсовские Конюшни, Псарню и Кошачий питомник, а также Аттракционы, Господский Дом, Сады эпохи Реставрации, Лабиринт, магазин «Сувениры», Гончарню, Тематический парк, Выставку и Туалеты. О да, в ее отсутствие они прогрессировали — и очень быстро.