Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— У нас занятия по релаксации. А послушать тебя, ты такая вся скованная, взвинченная. Не хочешь разговаривать о Спайсере, пожалуйста, не разговаривай. Я у тебя ни о чем не спрашивала, ты сама начала. Если на то пошло, у меня и у самой нет охоты говорить на эту тему. Можем потолковать о младенцах, или о посудомоечных машинах, или, еще лучше, вообще не разговаривать больше друг с другом ни о чем и никогда.

— Прости меня, Гильда, — сказала Анетта и дотянулась до Гильдиной руки, кротко лежащей вверх ладонью на деревянном полу. Густые рыжие волосы разметались у Гильды вокруг головы и были похожи, если смотреть сбоку, на оборчатый воротник. — Я не хотела на тебя огрызаться. Наверно, я и на Спайсера вот так огрызаюсь. В этом, должно быть, вся беда. Дуюсь, раздражаюсь, но сама этого не сознаю. Мы все воображаем себя безупречными, а виноват у нас всегда кто-то другой, когда на самом деле корень зла в нас. — Она отпустила Гильдину руку. — Наверно, мне не надо держать тебя за руку. Спайсер считает, что у нас лесбиянские отношения. — Гильда отдернула руку, и, приподнявшись на локте, заглянула Анетте в лицо. — Я пошутила, — поспешила поправиться Анетта. — И он тоже просто шутил. О Господи, опять я сморозила какую-то глупость. Спайсер прав, я невозможный человек.

— Тебе, наверно, надо пройти курс психологической релаксации, — сказала Гильда, — а не только мышечной. Скорее бы доктор Элси Спаннер возвратилась. На полу так дует. И надо бы изменить название той группы. По-моему, у них там у всех преждевременные роды из-за названия. Услышат: «Последний час», и через час схватки начинаются.

— Ты советуешь мне обратиться к психотерапевту? — спросила Анетта. — Мы со Спайсером не верим в психотерапию. Это одно из наших общих убеждений, которые лежат в основе нашей близости. Психотерапевты делают людей эгоистичными, сосредоточенными на себе, готовыми рушить все вокруг. Первый брак Спайсера распался из-за того, что его жена стала ходить к психотерапевту. На его взгляд, у них был нормальный, вполне счастливый брак, но она затеяла это лечение, и не успел Спайсер опомниться, как она ему объявила, что она несчастна и причиной этому Спайсер, взяла и ушла от него.

— А может, это была правда? — сказала Гильда.

— Но Эйлин оставила при этом еще и Джейсона, так как терапевт заявил, что иметь ребенка и полностью осуществиться как личность она не сможет, раз ребенок — плод несчастливого замужества. Мне лично это решение кажется безответственным.

— Ты должна благодарить того психотерапевта, иначе ты бы сейчас не была замужем за Спайсером.

— Это верно. Ты не думаешь, что он женился на мне, чтобы я ему помогала смотреть за Джейсоном?

— О Господи! — рассердилась Гильда. — Нет, тебе обязательно нужно к психотерапевту. Не спрашивай меня. Что я ни отвечу, все не слава Богу. Просто беда.

Г руппу распустили, так как доктор Элси Спаннер сочла, что ее первейший долг — сопровождать в родильный дом женщину, у которой отошли воды, и там помочь ей правильно дышать, а занятия потерпят. В раздевалке Гиль да спросила:

— Что же Спайсер такого сделал, из-за чего ты так расстроилась? Заметь, я больше не говорю: «натворил».

Анетта рассказала:

— Приехала к обеду моя мама. Дело было в понедельник. Она часто заезжает по понедельникам. Спайсер забежал домой в обеденный перерыв повидаться с ней и выпить чашку кофе. Ты ведь знаешь, как они ладят. Это такое облегчение. Моего первого мужа она терпеть не могла. Его звали Падди — ей это не нравилось, напоминает ирландского чернорабочего, видите ли, и мне приходилось выступать в защиту ирландских чернорабочих. Ну, ты представляешь себе. Но со Спайсером у них такая дружба, мне иногда даже кажется, что они в сговоре против меня. Обо мне говорят в третьем лице: «она». Мама стала рассказывать, как она легко и быстро меня родила. Я родилась прямо в «скорой помощи», им пришлось съехать на обочину и остановиться, задние двери открыли, была ранняя осень, и утреннее солнышко светило прямо ей в глаза. Она часто рассказывает, как это было. Но тут Спайсер ее пере бил и спросил: «Вы говорите, солнце было утреннее? Я думал, это происходило вечером». Мама отвечает: «Кому лучше знать, Спайсер; я ведь при этом присутствовала!» Спайсер обернулся ко мне, я как раз наливала ему кофе и говорит так злобно: «Ты что, не знаешь, что я кофе больше не пью?» Встал из-за стола и, ни слова не говоря ни ей, ни мне, ушел, уехал обратно на работу. Я стала оправдывать его перед мамой — он-де очень много работает, а тут еще моя беременность, он стал ужасно нервный. Бедный Спайсер, говорю, на нем такая ответственность: я, Сюзан, Джейсон, работа, дом, экономический спад, и за всем должен смотреть один Спайсер.

— То есть все то же, что ты и самой себе рассказываешь ему в оправдание.

— Не рассказываю, а так оно и есть. Но на маму это произвело тяжелое впечатление, и она уехала, скрежеща зубами, и на скулах желваки, а у нее от этого головные боли. Мне было так неприятно! Я всегда стараюсь оберегать мамин душевный покой. Поэтому я позвонила и настояла, чтобы Венди соединила меня со Спайсером, и говорю ему, что он должен позвонить моей маме и извиниться, а он наорал на меня по телефону, что это я должна из виниться, я лгунья и психопатка, если я родилась утром, зачем было говорить, будто вечером? Только психи лгут безо всякой нужды.

— А почему ты ему так сказала?

— Наверно, думала, что вечером вроде как поэтичнее, не помню. Тогда я не придавала этому значения. Я думаю, на верно, Спайсер прав, и я действительно схожу с ума. Наверно, мне правда надо посоветоваться с психотерапевтом, но я не знаю, как сказать Спайсеру. Мне страшно, что он разозлится; он не выносит людей, у которых хлипкие мозги.

— У тебя мозги никогда не были хлипкими, — не согласилась Гильда.

— Должно быть, это из-за беременности.

— Или из-за Спайсера, — сказала Гильда. — Не обходимо учесть и такую возможность. Он тебя морочит, внушает тебе, что ты виновата в том, в чем на самом деле виноват он. Стив говорит, это его манера. Так что, поспрашивать у знакомых насчет психотерапевта для тебя?

— Да, Гильда, пожалуйста. Только по секрету. И лучше, чтоб был мужчина. С мужчиной мне легче будет разговаривать, чем с женщиной.

— Э то ты, мама? — удивилась Сюзан, когда Анетта раньше обычного вернулась из клиники. — Я не ждала тебя еще по крайней мере час.

— Почему все окна открыты? — спросила Анетта.

— Я курила, — ответила Сюзан.

— Что именно?

— Просто сигареты.

— Сколько штук?

— Одну. Но меня все равно тошнит.

— Вот и хорошо, — сказала Анетта.

— Спайсер говорит, что наркотики менее вредны, чем табак. Знать бы, где достать, я бы тогда испытала, правда ли, что они веселят душу.