Маргарита Зверева - Солнце внутри

– Пришли, – сказал он.

Я огляделся. Перед одним из входов тянулась длинная очередь вдоль витрины с немыслимыми сладостями, а над золотой рамкой дверей витал тяжелый навес цвета черного шоколада, обрамленный фонарями. Несмотря на время суток, фонари светились апельсиновыми шарами и приманивали людей, как мотыльков.

– Анжелина, – прочитал я.

Привычка произносить всевозможные надписи и названия вслух прицепилась ко мне с первого же дня в Париже, и я так и не мог отделаться от нее, как первоклассник, только что научившийся читать. Из кафе валил густой сладкий запах, обещающий исцеление от всяческих душевных ран, и я понял, что шоколад в воздухе мне не померещился.

Не обращая внимания на очередь, Барон подошел вплотную ко входу и откашлялся. При виде гостя молоденький портье в черной форме сразу заметно выпрямился и взволнованно отцепил бархатный канат символического ограждения. Барон слегка кивнул пареньку и, проходя мимо, почти незаметно уронил в его вовремя подставленную руку монету. Я с некой неловкостью покосился на покорно ждавших людей, но вспомнил, что сегодня уже отстоял достаточно очередей, и нырнул с чистой совестью за Бароном.

Помимо еще более усилившегося запаха, сводящего с ума слюнные железы, меня поразил всесторонний блеск. Отполированные до исступления светлые плитки на полу ловили блики ламп, а в главном зале перед нами белая люстра спускалась перевернутым фонтаном с потолка, залитого светом, как гладкая поверхность озера. Как будто этого не было достаточно, обильная лепнина вокруг этого озера подсвечивалась тем апельсиновым светом, который я уже видел в фонарях с внешней стороны кафе, а на колоннах в зале горело еще по неназойливой лампе.

– Я… не могу туда зайти, – проговорил я пересохшим ртом.

– Это почему еще? – сморщил лоб Барон.

– Я…

– Только не говори, что ты не так одет, – угрожающе склонился он ко мне.

Я сглотнул. Именно таковыми были мои мысли. Никогда в жизни я не чувствовал себя столь не вписывающимся в интерьер.

– Боже мой, как нам изгнать из тебя эту бабкость? – тяжело вздохнул Барон и покачал головой. – Иди выбери пока десерт, а я организую нам стол не на проходе.

Я послушно прошел в зал по правую сторону входного холла и встал метрах в двух от пестрых прилавков со всякими кондитерскими изысками. Глаза мои забегали. От взрывающихся жирным кремом эклеров к воздушным красно-розовым птифурам. От многослойных тортиков, украшенных сочными ягодами, к целым сооружениям из разноцветного бисквита. От переливающихся перламутром макарон к шарам, сплетенным из шоколадных нитей. Незаметно для самого себя, я прилип к холодному стеклу чуть ли не носом и издал тихий стон. Осознание того, что я не в состоянии вместить в себя и сотую часть содержимого прилавка, доставляла мне нешуточные мучения.

– Выбрал? – услышал я голос Барона над ухом.

– Вот это вот что такое? – просипел я, сглотнув слюну, и ткнул пальцем на загадочный шар.

– Bien sûr, le Mont-Blanc! – заулыбалась пышная продавщица за прилавком, как будто только и ждавшая от меня хоть малейшего знака. – Notre classique. Toujours un trés bon choix! [4]

Сладости так вскружили мне голову, что я не сразу понял, на каком языке вообще со мной говорят, и тупо уставился на миловидную продавщицу круглыми глазами.

– Бери, в общем, если не боишься преждевременного диабета, – перевел Барон.

– Не боюсь, – отозвался я глухо, так и не сводя глаз с неизменно улыбающейся продавщицы.

– Alors, Mademoiselle, – обратился к ней Барон поверх моей головы. – Deux chocolats chauds, un Mont-Blanc pour mon ami et quelque chose carré ou rectangulaire pour moi [5].

– Carré ou rectangulaire? – в явном недоумении переспросила продавщица.

– Oui, – не стал пояснять Барон. – Vous passez notre ordre á un garçon, d’accord? [6]

Продавщица автоматически кивнула с застывшей улыбкой, и Барон увел меня в главный зал, практически отлепив за шиворот от прилавка.

– Что вы сказали ей? Почему она удивилась? – спросил я.

– Я полагал, что твой французский безупречен, – ухмыльнулся Барон.

– Иногда, – криво улыбнулся я в ответ.

– Но не при виде сладостей, – констатировал он.

– Да, не при виде сладостей, – согласился я.

– Какой же ты все-таки еще ребенок, – не без нежности покачал головой Барон.

Просторный зал был битком набит людьми, среди которых поспешно шныряли официанты, при этом не создавая напряженной атмосферы. Ровные и незаметные, как вечно трудящиеся муравьи, они приносили и уносили вкусноту без видимых страданий на лице от того, что не могут все это съесть сами, и лихо увиливали с полными подносами от двигающихся стульев и широко жестикулирующих дам. Один из них стоял около столика в углу, под сводом с колоннами, и явно ждал нас, как ухоженное пугало, прогоняющее настырных посетителей от желанного местечка.

Мы опустились на симпатичные старомодные стулья, обитые упругой коричневой кожей, Барон сказал что-то (что я снова не понял) официанту, и тот удалился. Вокруг нас стоял гул сливающихся голосов. По ходу разговора мужчины и женщины расслабленно ели свои вкусности, и по полному отсутствию суматохи было сразу понятно, что такое баловство для них обычное дело. Меня начало подташнивать. «Вообще-то было бы умнее сперва съесть что-нибудь существенное, а не набрасываться с голоду на сладости», – неожиданно разумно подумал я. Но для разумности в «Анжелине» места явно не было. Все тут, от люстры до расписных стен и кожаных стульев, сочилось сладким декадансом.

– Тебе кажется это чрезмерным? – угадал Барон мои мысли.

– Нет, – торопливо покачал я головой. – Просто… Я никогда не был в таких местах.

– Еще бы, – фыркнул Барон. – Для того чтобы побывать в таких местах, надо уехать куда подальше из Москвы. Хотя знаешь, и там в ближайшем будущем подобные заведения будут расти как грибы. Заведения, претендующие на шикарность и обещающие красивую жизнь хоть на часик-другой. Скоро уже…

– Откуда вы знаете? – засомневался я.

В те далекие, изможденные вечными пустыми прилавками года представить себе такое общедоступным для обычных москвичей было совершенно невозможно. Незаметно возникший официант с серебряным подносом аккуратно опустил на наш круглый столик белые чайнички, чашки и блюдца с пирожными. Фарфор приятно побрякивал по мраморному покрытию.

– Merci, – еле заметно кивнул Барон, и официант растворился, как призрак.

Мой взгляд прилепило к шоколадному шару, как муху, и я невольно громко сглотнул слюну.

– Чего ты ждешь? Приступай! – снисходительно улыбнулся Барон.

И я приступил. Слегка дрожащими пальцами я налил неожиданно густую жидкость из чайничка в чашку, поднес ее к губам и почувствовал легкое головокружение от одного запаха, насыщенного чистым наслаждением без примесей. Шоколад залился горячим шелком в мой рот, проложил жгучую нить по горлу и попал прямо в сердце, мигом согрев его. На пару мгновений я закрыл глаза, пытаясь прочувствовать эту теплую сладость до кончиков пальцев, впитать ее в каждую клетку. Не могло на этой планете существовать что-то настолько божественное. Не могло.