Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

— Это я дал твою почту, мам, — сообщил мне, недоумевающей, вездесущий сын. — Агнет попросила твой и-мейл, и я дал.

Только и всего. Что ж, спасибо и на том, если видеть и слышать меня так неприятно для герра Амелунга.

С профессором я не ошиблась, он оказался именно таким, какими их изображают в книгах и фильмах. Даже в домашнем облачении и окружении он не переставал казаться профессором. Мешковатые коричневые брюки из крупного вельвета, шерстяная грубой вязки серая кофта, очки в роговой оправе и ровная седая бородка. И жена его, открывшая мне дверь, выглядела типичной профессоршей, сухонькой, седенькой, в строгом шерстяном платье и с изрезанным морщинками лицом.

— Очень приятно. Профессор в кабинете. Позвольте, я вас провожу.

Сидя за столом, профессор увлеченно изучал видавший виды фолиант. Один из бесчисленного множества фолиантов, устроившихся в бесчисленном множестве книжных шкафов. Мне даже показалось на мгновение, что в этом есть постановочный момент. Хотя вряд ли профессор решил произвести на меня впечатление. Я пыталась прикинуть возраст профессора, но не могла определить. То ли он слишком хорошо выглядит для своих лет, то ли, наоборот, слишком плохо.

Он бодро поднялся из-за стола, но шаркал ногами, рукопожатие его оказалось сильным, а сама рука пергаментной и высохшей. Весь он был каким-то стремительным, но будто с изношенными шестеренками.

А какая, в сущности, разница? Главное, чтобы был результат. Профессор ведь еще не дал своего согласия на работу со мной.

Маркус Шульц радушно усадил меня в низкое, мягкое кресло, сам устроился напротив. Я не люблю низких кресел, когда коленки оказываются торчащими на уровне лица, а подняться можно, только активно задействуя руки. Но ничего, потерплю.

Мысль о неудобном кресле оставила меня сразу, как профессор Шульц завел разговор, я элементарно забыла и о кресле, и обо всем остальном.

Профессор подробно расспросил меня о былой травме, проведенном лечении, о сновидениях. Его интересовали моя семья и работа, режим дня и даже перенесенные детские инфекции. Отвечала я как можно подробнее, рассказывала и про катание на карусели, и про китайца Мин Ли, и про полученные из Интернета познания, и даже про любительское видео, что выбило меня из колеи в пабе.

Особо профессор интересовался содержанием моих снов, требовал описания запомнившихся деталей. Я отвечала прилежно, как когда-то в школе.

— Все это чрезвычайно интересно, — резюмировал профессор, — думаю, что наблюдавшие вас специалисты были правы: перенесенная травма головы активировала работу подсознания через активацию определенных участков головного мозга. Возможно, свою роль сыграли здесь и принимаемые вами препараты восточной медицины. Жаль только, что никто не взялся вас исследовать, случай-то замечательный.

Итак, я рассматриваюсь как замечательный случай для исследования. Здорово, ничего не скажешь!

— Скажите, фрау Таня, вы слышали что-нибудь про реинкарнацию?

Я поперхнулась. Неужели я приехала сюда ради того, чтобы обсуждать реинкарнацию?

— Кх, кхе… Извините. Вы имеете в виду тот бред, что провозглашают астрологи и гадалки? Что все мы были кем-то в прошлой жизни и будем кем-то в жизни следующей? А если вступим в противоречие с собственной кармой, то воплотимся в дерево, и из нас сделают табурет?

Профессор рассердился моей естественной реакции:

— Вздор! Смею вас уверить, никто и никогда в ином воплощении не оказывался деревом или собакой. Только человеком. Все свои жизни человек проживает в человеческом теле.

Если так пойдет, то он выгонит меня взашей безо всякой помощи. Что ж, терять нечего.

— Боже мой, да откуда вам знать? — не выдержала я. До меня начала доходить бесцельность встречи. — Оттуда еще никто не возвращался.

— Я, вы правы, не самый видный авторитет в этой области. Но моя коллега Долорес Кеннон пользуется авторитетом непререкаемым, а мы с ней хорошо знакомы. Она отдала этой проблеме много лет жизни, даже бестселлер написала, «Между жизнью и смертью» называется. Можете почитать на досуге, увлекательно. Так вот, она утверждает, что не встретила ни одного человека, у которого бы не было прежних воплощений.

— Но зачем ворошить прошлое? Тем более прошлые жизни? Из любопытства? — Мой психоаналитик прочно вбил мне в голову, что жизнь — это то, что мы имеем здесь и сейчас. Здесь и сейчас.

— Что вы! Нет. Как вы изволили выразиться, ворошить прошлое иногда нужно для того, чтобы избавиться от проблем, которые одолевают нас в настоящей жизни и которые не поддаются решению с помощью других методов.

— А что, бывает и такое?

— Сплошь и рядом. Человек ходит, ходит к психоаналитику, эффект кратковременный или же его вовсе нет, эффекта. А проблема корнями уходит в предыдущее воплощение, не каждый умеет ее там искать.

— А вы, профессор, вот конкретно вы погружались в свои прошлые жизни? — Мне стало любопытно.

— Да, разумеется. Как раз Долорес мне помогала. И это во многом способствовало пониманию моих насущных проблем.

— Да, но какие существуют подтверждения тому, что это не игра больного воображения? Где доказательства?

— Хороший вопрос. В одной из своих жизней я, как и вы, видел свой дом и местность, где я живу. Я пошел в библиотеку и прочитал, что действительно на этом самом месте в те времена находился рыцарский замок, который впоследствии был разрушен. И на старинных гравюрах, приведенных в книге в качестве иллюстраций, я узнал этот самый замок, и даже разглядел окно своей комнаты.

— То есть вы считаете, что я в том видео вправду разглядела свой дом из прошлой жизни? Что я когда-то жила в России?

— Пока я ничего убедительно вам сказать не могу. Надо работать. Если вы не против.

Ух ты! Я ничуть не против! Совсем наоборот, мне вдруг страшно захотелось побродить по прошлым жизням, покопаться в них, наплевав на заветы психоаналитика про здесь и сейчас.

— А когда мы сможем начать?

Мне представлялось, что профессор Шульц должен как-то подготовиться к работе со мной — «замечательным случаем», — собраться с силами и мыслями, наметить какой-нибудь план. Я была готова к тому, что он ответит что-то вроде «к Рождеству», но он сказал:

— Да вот прямо сейчас, если нет возражений.

И я почувствовала, что возражения есть. Я не готова. Это только в мечтах и на словах все казалось легким и желанным, а когда дошло до дела, то я не могла с уверенностью сказать, что хочу окунуться в прошлые жизни. Как знать, чем это может обернуться для меня в дальнейшем. Мой земляк Ницше был определенно неглупым человеком, а он утверждал: «Когда смотришь в бездну, бездна в это время смотрит на тебя». Хотела ли я, чтобы на меня смотрели из бездны? Не уверена. Ну снятся мне сны по ночам. Подумаешь, экая невидаль! Всем снятся. Я уже почти привыкла. А что со мной будет происходить после этих сеансов? Неизвестно.