Марк Хэддон - Крушение пирса

В начале пятого приехала их старшая дочь Сара с мужем Робертом. Сара занимала должность главы департамента по развитию бизнеса в совете графства Хэмпшир, и если раньше ее работа была связана со строительством детских домов, развитием широкополосных сетей, привлечением социальных работников в хирургические отделения больниц общей практики, то теперь она все чаще имела дело с проблемами увольнения служащих, закрытием проектов и повсеместной экономией денежных средств. Роберт был финансовым директором небольшой компании «Аппалачи», занимавшейся финансовыми делами богатых людей; эту компанию Роберт основал три года назад вместе с двумя «беглецами» из «Дойче Банк», которые, собственно, и осуществляли управление компанией из их официального офиса в Ридинге, а сам Роберт приезжал туда из Винчестера три раза в неделю.

Единственная дочь Сары и Роберта, подросток Элли, решила провести Рождество в семье своего бойфренда в Винчестере, заявив родителям, что у них с Дэниелом все еще продолжается «медовый месяц», а его родители «относятся к этому куда спокойнее, чем вы». Это, видимо, должно было означать, что в присутствии своих матери и отца еще ни разу не удалось «как следует расслабиться».

Сара отличалась чудовищным трудоголизмом, этот диагноз давно и решительно поставил ей отец. Во всяком случае, в отличие от матери, она была абсолютно уверена, что любая нормальная женщина должна иметь работу и собственное мнение по любому вопросу, причем очень часто мнение Сары отнюдь не совпадало с мнением отца.

Роберту нравилось в жене и умение спорить, и наличие собственного мнения, и он, надо сказать, по большей части ее мнение разделял, так что споры она вела главным образом с другими людьми; но ездить в гости к ее родителям он не любил: там Сара иной раз настолько распускалась, что превращалась в ту девчонку-подростка, какой, как не без оснований предполагал Роберт, была когда-то. В таких случаях Сара очень напоминала свою собственную дочь, когда та пребывала в наименее приятном для окружающих расположении духа. Этот вопрос он как-то раз даже попытался обсудить с Сарой, но быстро понял, что больше подобных попыток предпринимать не стоит. Роберту, впрочем, было хорошо известно, что у тестя в Рукери всегда имеется изрядный запас спиртного, и он воспринимал это как лекарственное средство вроде капель морфина при бессоннце.

— Здравствуй, дорогая. — Мэдлин радостно обняла дочь.

Роберт, как всегда, несколько скованно расцеловался с тещей. Затем из кабинета донеслись звуки хорала («…Ich will dir mein Herze schenken…» — «…я хочу подарить тебе свое сердце…»), и в дверях появился Мартин. Он обменялся с Робертом традиционным, как в гольф-клубе, рукопожатием, в очередной раз удивив зятя тем, какие, оказывается, сильные мускулистые руки у человека, много лет копавшегося в мозгу живых людей. Мартин взмахнул зажатой в руке телефонной трубкой и сообщил:

— Звонили Лео и Софи. Будут через двадцать минут.

— А где же Гевин? — спросила Сара.

— Пока неизвестно, — сказал Мартин.

— Ну-ну, — хмыкнула Сара. — Если продолжится такой снегопад…

— Успокойся, — остановила ее Мэдлин, — не начинай, ведь он даже еще не приехал.

— В прошлом году он вел себя как последняя задница, — ничуть не смущаясь, заявила Сара, — и в этом году, уверена, будет вести себя точно так же.

Мартин, бросив быстрый взгляд на Роберта, потер руки и предложил:

— Выпьем?

Вскоре небо совсем почернело. Снег все продолжал идти, и в укромных уголках, куда не добирался ветер, его слой становился все толще, а с наветренной стороны даже образовались красивые, пушистые, как в рождественском календаре, сугробы. Снег, точно сахарная глазурь на сливовом пудинге, делал расплывчатыми очертания предметов, и в нем словно таяли зеленые изгороди, телеграфные провода, автомобили, почтовые ящики, мусорные баки. Мир постепенно терял острые углы, и, если посмотреть наверх, казалось, что это звезды падают на тебя с небес и, как ни удивительно, оказываются вовсе не огромными яростно крутящимися шарами, а крошечными кристалликами льда, тут же тающими на ладони.

Мартин велел Мэдлин перестать наконец суетиться и заверил ее, что с Гевином и Эмми все будет в порядке. Одним из основных принципов Мартина было то, что в итоге все всегда складывается хорошо, за исключением редких случаев, а стало быть, следует беречь силы, чтобы иметь возможность справиться с любыми непредвиденными обстоятельствами. Однако мысленно он все же, никому не признаваясь, решал непростую задачку: что стал бы делать сам, если бы ночью при таком снегопаде его машина застряла в пути. Интересно, думал он, как долго, например, двигатель может работать «на нейтрале», хоть как-то поддерживая систему отопления? Хотя, конечно, слой снега — тоже своего рода изоляция… Но надо помнить, что в закрытой машине всегда существует опасность отравления выхлопными газами…

Зеленый «фольксваген-туран» свернул с основного шоссе, и два конуса галогенового света, мерцая, уперлись в стену медленно падающих снежных хлопьев. Автомобиль слегка занесло, но вскоре он снова отыскал нужную колею, и под колесами заскрипел снег, уже успевший стать довольно плотным. Время от времени машина все же начинала «плыть», и сидевший за рулем Лео, младший сын Мартина и Мэдлин, старался побыстрее его выровнять. Рядом с Лео сидела его жена Софи, а дети, Дэвид (11 лет) и Аня (10 лет), устроились на заднем сиденье. В конце концов Лео решил, что не имеет смысла пытаться протиснуться сквозь «бутылочное горлышко» между каменными столбами ворот, ибо это грозило вполне вероятным ущербом автомобилю, и оставил свой «фольксваген» на дороге, припарковавшись довольно неудачно и ударившись о скрытый снегом бордюрный камень. От огорчения он даже голову на руль опустил, думая: «О господи! Я, кажется, здорово стукнулся!»

Лео был преподавателем истории в Дареме. В детстве его часто мучила мысль о том, что он не родной ребенок в семье, а его усыновили. Эти подозрения иногда мучили его и во взрослом возрасте. Любые семейные сборища в восприятии Лео имели некий очистительный характер, и после них у него всегда возникало страстное желание провести следующий праздник в полном одиночестве, в пеших прогулках по какому-нибудь удаленному уголку земного шара. На самом деле Лео был очень похож на свою мать, а точнее, на того человека, каким его мать могла бы стать, если бы ее жизнь не исковеркала мощная деформирующая сила притяжения, которым обладал ее муж, заставлявший Мэдлин вечно вращаться вокруг него по строго заданной орбите. Лео больше любил слушать других, чем говорить сам. И практически в любом доме сразу определял, какая там царит атмосфера и какие чувства испытывают другие люди. Если кому-то из них было явно не по себе, Лео тут же невольно и сам разделял это настроение. Так что семейное празднование Рождества было для него, можно сказать, гарантированным поводом в очередной раз почувствовать себя не в своей тарелке.