Марк Хэддон - Крушение пирса

Раньше, когда Клэр уставала от общества, она удалялась в свою комнату. И наоборот, когда чувствовала себя одинокой, сама стремилась поговорить с друзьями. Но сейчас ей хотелось чего-то еще, чего-то иного. Теперь она, сама того не желая, считалась у них в команде врачом, и это не давало ей покоя. Майклу она сразу сказала, что никакого секса не хочет. Тогда он робко спросил, можно ли ему просто ее обнять. И когда Майкл ее обнял, она вдруг подумала: а не потому ли их отношения с Питером потерпели крах, что она боялась слишком сильно полюбить его? И что это, собственно, такое — любить кого-то слишком сильно или, наоборот, недостаточно сильно? Неужели можно ошибиться, случайно приняв одно за другое?

Однажды вечером, когда Пер, рассеянно напевая себе под нос «Мой Господь ведет запись», готовил ужин, Арвинд довольно зло спросил у него:

— Какого хрена ты это распеваешь?

Клэр никогда раньше не слышала, чтобы Арвинд был с кем-нибудь груб. Пер миролюбиво пояснил, что и сам не знает, почему к нему так привязалась эта мелодия, тогда Арвинд обозвал его бесчувственным роботом. Тут уж и Пер слегка вышел из себя: он взял Арвинда за грудки — слава богу, хоть не за горло, — и мрачно заявил:

— Эта миссия куда важнее и тебя самого, и твоих «тонких» чувств.

— Все мы тоже горюем, только каждый по-своему, — попыталась успокоить их Клэр. — Люди вообще всегда по-разному выражают свое горе.

Немного помедлив, Пер все же выпустил Арвинда и быстро сказал, взглянув на Клэр:

— Да-да, ты, разумеется, права.

Клэр велела Арвинду принимать седативное — по 6 мг в день в виде медленно растворяющихся капсул — и заставила его в полтора раза увеличить физическую нагрузку. Кроме того, она старалась каждый вечер заглядывать к нему, чтобы понять, в каком он настроении. Ему также позволили отправлять и получать больше видеописем, чтобы он мог поддерживать связь со своей большой семьей, члены которой проживали в Нью-Хейвене и Ченнаи.

Пер попросил Клэр о встрече наедине и сказал, что, пожалуй, и ей пора познакомиться с содержанием «Кентского протокола». Она ответила, что непременно прочтет протокол, если и когда это станет необходимым, но сейчас в этом, как ей кажется, особой необходимости нет, и Арвинд вскоре непременно пойдет на поправку, это у него просто временная аберрация.

Итак, жизнь как бы вновь обрела равновесие. Пер, Майкл, Зуки и Арвинд по очереди отправлялись в Дальний поиск. Клэр было запрещено участвовать в этих потенциально опасных вылазках, поскольку она теперь исполняла обязанности врача. И она старалась: измеряла у своих товарищей кровяное давление и объем легких, считала пульс, определяла уровень мышечного тонуса и костной массы, а также остроту зрения. Она также без конца подсовывала им тесты на быстроту реакции и регулярно сканировала их внутренние органы на предмет выявления опухолей. А в свободное время с удовольствием читала Нила Геймана и Джорджа Р. Р. Мартина. Миновало Рождество. И вечеринка по этому поводу прошла вполне спокойно. Поскольку никто из них не являлся, так сказать, истовым христианином, атмосфере на вечеринке не дали сгуститься и стать совсем уж мрачной. Арвинд, завершив курс лечения, казался вполне стабильным.

А в начале февраля исчез «Алкион». Сперва в Женеве получили короткое аудиосообщение от Анны-Марии Харпен, в котором говорилось, что на корабле оказался повышен уровень кислорода и теперь они вынуждены прибегнуть к 95-процентной экономии электричества, пока не устранят причину. Больше «Алкион» на связь не выходил, и контакт с ним так и не сумели восстановить. А вскоре на базе получили из Женевы «черный ящик». Оказалось, что примерно через час после того, как Анна-Мария отправила сообщение, температура внутри корабля почти мгновенно поднялась до того уровня, при котором выжить абсолютно невозможно, и оставалась на этом уровне целых семнадцать минут. После чего на корабле больше никакой электрической активности зафиксировано не было. Если кому-то из членов экипажа и удалось неким волшебным образом выжить в отдельном, герметично закрытом отсеке, то и он наверняка предпочтет прибегнуть к крайнему средству — то есть примет моксин , чтобы избежать более долгой и мучительной смерти. Никаких изменений в траектории полета «Алкиона» отмечено не было; он по-прежнему летел в направлении базы, а значит, через девять месяцев, 4 или 5 сентября, должен был в расчетное время войти в атмосферу планеты, вспыхнуть и мгновенно сгореть у них на глазах, как падающая звезда.

Они вместе посмотрели присланное из Женевы и Флориды видео странной заупокойной службы, толком не имевшей отношения ни к одной из известных религий, затем осуществили свой собственный, куда более скромный, прощальный обряд. Во всяком случае, Тагора Арвинд больше не читал. Из Женевы им также прислали очередные, заранее подготовленные тексты, руководствуясь которыми они должны были общаться с представителями средств массовой информации.

Естественно, имелась и третья команда, готовая к вылету на корабле «Ястреб», но его пуск власти могли разрешить лишь после того, как будут установлены причины гибели «Алкиона», а все ошибки учтены и исправлены.

«Алкион» должен был доставить на базу дополнительные солнечные батареи, новые воздушные фильтры, огромное количество различных лекарств и медицинских приборов, 3D-принтер и полтонны антиблокировочных систем. И теперь им впятером предстояло составить максимально точный список всего, что оставалось в их распоряжении, и выработать нормы, согласно которым они впредь будут всем этим пользоваться. Пер и Зуки свели полученные данные воедино, и стало ясно, что никакого Дальнего поиска больше не будет, ежедневный рацион питания придется сократить на 10 процентов, а температуру внутри базы в целом понизить на 3 градуса. Отсек «Восток-2» пришлось законсервировать, а довольно просторную столовую в отсеке «Север-2» сильно сузить, чтобы выкроить место для гимнастических снарядов. Клэр теперь делила комнату с Зуки, а Пер — с Майклом.

Зато личного времени у них стало гораздо больше. Пер, например, по три часа в день упражнялся на различных снарядах. Приседания, подъем тяжестей, растяжка. Иногда он все еще продолжал «кататься на лыжах», пока остальные, буквально в паре метров от него, пытались спокойно поесть.

Зуки начала учить немецкий язык. Арвинд, семь лет проработавший в Штутгарте, с удовольствием ей помогал, и они придумывали различные диалоги от лица жителей некоего вымышленного Арвиндом немецкого городка, который он называл Штиле-на-Зимзее.

— Tut mir leid? Ich bin zu spät mein Fabrrad einen Platten hatte.

— Komm in mein Haus. Mein Vater wird es reparieren кönnen [52] — Извини, что я так опоздала. У моего велосипеда спустило колесо. — Заходи ко мне домой, мой отец поможет его починить ( нем. ). .