Йозеф Кадлец - Повести

— Лучше всего, если бы ты перешел на менее ответственную работу, пусть с меньшим окладом, но чтобы у тебя не было ежедневно таких перегрузок и нервного напряжения… а мы бы в чем-то себя ограничили.

В самом деле, дети более или менее обеспечены: сын уже почти два года в армии, дочь в прошлом году вышла замуж за ветеринара из районного центра и живет неплохо, так что они одни, а запросы их не так уж велики. Бендл понимал, что теперь он единственное существо, о котором она может вот так по-женски самоотверженно заботиться, он стал для нее еще дороже.

— Ты готова сделать из меня инвалида, — смеялся он, — лишь бы я был все время дома и ты могла ухаживать за мной.

— А иначе я тебя совсем не вижу, — сетовала она. — Тебя ведь никогда нет дома. Или ты где-нибудь в командировке…

— Такова уж моя жизнь, — пытался он объяснить. — Лично я и не представляю ее другой. Здесь я работаю немало лет, в чем-то уже разбираюсь, меня это интересует и приносит мне те маленькие радости, которые человеку необходимы…

— Но и огорчения, — вставила она.

— Одно с другим связано. Это нельзя изменить. Да и я не могу уже измениться, я такой, какой есть…

Он снова читал ту книгу, которую брал с собой в Будапешт. Там он в нее ни разу не заглянул, только на пути домой, в мотеле, с трудом прочел несколько страниц. Теперь он опять за нее взялся.

«Если стрессовые ситуации повторяются снова и снова и успешно преодолеваются, реакция постепенно ослабевает. Это основа тренировки…»

А вот и вывод:

«Следовательно, стресс, как монета, имеет две стороны. Прежде всего, позитивная ценность. Если стресс не слишком интенсивен, то он приводит к адаптации и, собственно, заставляет организм больше сопротивляться. Можно даже сказать, что это предпосылка активной жизни. Неразрешимый стресс, напротив, требует столько психической энергии, что выбивает из колеи, и защитная система рушится».

— Выбивает из колеи, — повторил он. — Но это не мой случай…

Он снова обдумал ситуацию, которая сложилась в объединении и так озадачила его, и теперь не увидел в ней ничего неразрешимого. Напротив. Все эти нашумевшие события становились и для него «предпосылкой активной жизни». Ведь не может же он поддаваться накопившейся усталости или настроениям, он обязан трезво, объективно оценить обстановку, выработать свое отношение, свою оборонительную позицию.

Он должен спокойно поговорить с новым директором, изложить ему свою точку зрения. Наверняка ему можно сказать все откровенно, он и сам давал это понять.

Но как показать новому директору, что представляет собой Нейтек, что скрывается за его деланным рвением, как показать, что он, в сущности, из тех людей, которые при всех обстоятельствах плетутся в хвосте, а на серьезное дело не способны?

Как быть с такими людьми, которые прикидываются обиженными, пострадавшими, будто бы им не были даны те же возможности, что и другим, а в глубине души лелеют надежду, что им удастся без особых усилий и труда добиться своего за счет других?

Вечером он уже сидел в кресле и смотрел телевизор. Сначала хронику, а потом фильм о Грузии. Когда диктор с очаровательной улыбкой объявила эстрадный концерт, он быстро поднялся и выключил телевизор.

И вдруг вспомнил, что нужно было бы написать несколько слов в Будапешт, тете Лауре.

В письменном столе он нашел красочную открытку с видом ночной Праги, на ней были изображены празднично освещенные Градчаны, Карлов мост, Лорета и Малостранская площадь. Несколько минут он с интересом рассматривал открытку, стараясь представить себе, какое впечатление она произведет на тетю Лауру: ведь та говорила, что любит Прагу, как свою родную мать…

Он писал не раздумывая, почти не подыскивая слов:

«Привет Вам из Вашей любимой Праги. Я уже заранее испытываю огромное удовольствие, когда представляю себе, как в следующий раз приеду в Будапешт и мы вместе пойдем в «Матяш пинце» и закажем себе самое дорогое блюдо, какое там только будет, и к нему по кружке пенистого пива, и еще Вашу «Фечке», которую невозможно курить…»

Он остановился, представив тетю Лауру, ее широкую добродушную улыбку и хриплый голос, повторявший: «Всякая спешка вредит моему здоровью».

«Вы были совершенно правы. Сразу же по возвращении домой я разболелся — начало пошаливать сердце. Это, наверное, от постоянной спешки».

Вошла жена, приготовив ему еду на завтра — ведь утром она уйдет на работу.

— Почему ты выключил телевизор? — удивилась она. — Такая хорошая программа…

«Жена Вам тоже шлет привет», —

добавил он в конце открытки и подписался.

Перед сном он снова погрузился в чтение книги, все еще лежавшей на тумбочке у постели, книги, которая кое-что ему подсказала и придала веры в собственные силы.

Ему понравилась мысль о возможности предупреждать стрессы при помощи защитных тренировок, вырабатывать психический иммунитет. А может быть, как гонщикам, которых он видел много лет назад, — прежде всего нужно научиться падать?..

Бендл прочел: «Для состояния нервной системы существенное значение имеет прием, обработка, накопление и выдача информации… ее вход и выход», — и улыбнулся, твердо уверенный, что на следующий день закроет больничный лист и выйдет на работу.

Он чувствовал себя здоровым.

Новый директор, видимо, много курил: пепельница перед ним была полна окурков, а все остальные, аккуратно расставленные по центру длинного стола, сияли чистотой.

— Послушайте, меня не интересует, что было вчера, до того, как я сюда пришел. На это я уже не смогу повлиять, — медленно, взвешивая каждое слово, сказал директор. — Меня интересует сегодняшний день, то, что мы имеем на сегодня, то, что нужно будет организовать завтра, послезавтра. Вы меня понимаете? — И сдержанно засмеялся.

Не оставалось ничего другого, как согласиться.

— А если у вас с Нейтеком и были какие-то конфликты, то они в настоящий момент не имеют значения. Больше всего меня интересует, как каждый из вас способен выполнять поставленные перед вами задачи и на кого из вас можно положиться…

— Я эту работу делаю пятнадцать лет, — успел вставить Бендл.

— Знаю, — продолжал директор, — но и вам известно, что иногда полезно ввести в организм немножко свежей крови.

— Но Нейтек — это ведь не свежая кровь!

Директор закурил и, щурясь от дыма, продолжал гнуть свою линию:

— Послушайте, не я выдумал эти перестановки, хотя у меня такое впечатление, что в них что-то есть… а у вас из всех самая высокая квалификация, так что вам и работать в главном управлении.

— Да Нейтек не справится!

— Почему вы так считаете?

— Потому что я знаком с ним много лет и знаю его.

Директор задумался, наморщил лоб, старательно погасил окурок о край пепельницы.