Йозеф Кадлец - Повести

Ты-то уж наверняка, подумал Бендл, пристально глядя на него.

— Тебе везет больше, чем ты того стоишь. Другой на моем месте набил бы тебе морду!

— Ты… ты должен был бы меня понять.

Но Бендл, повернувшись к нему спиной, поспешил уйти из этого темного, заваленного бумагами кабинета, где всегда царил на редкость неприятный, затхлый дух.

Выйдя в коридор, затихший после обеденного перерыва, он сильно хлопнул дверью.

В кабинете директора на сверкающей поверхности стола для заседаний стояли вазы с цветами, подносы с бутербродами и рюмки, такие неожиданные в строгой официальной обстановке, где для торжеств подобного рода, как правило, не хватает времени.

На этот раз во главе стола сидел сам генеральный директор, по одну его руку бывший директор объединения, по другую — будущий, а уж потом — заместители директора, заведующие отделами… Одним словом, весь цвет руководства.

Бендл сидел на своем обычном месте, спиной к окну, и палящие лучи солнца не мешали ему спокойно наблюдать за всем происходящим, как оно было задумано по программе.

Но, будто нарочно, против него уселся Нейтек, удобно развалился и тупо, с застывшей улыбкой — о чем бы ни заходила речь — услужливо кивал.

Это действовало Бендлу на нервы. Он старался смотреть на генерального — как тот жмурится и смешно морщит нос, произнося речь в честь бывшего директора. Спрятаться оратору было некуда, солнце било ему прямо-в лицо.

Он говорил о заслугах бывшего директора, о его достойной подражания трудоспособности, о его неиссякаемой энергии, об огромном опыте, накопленном за годы работы в объединении, о его по-мужски прямом характере, о доброжелательном отношении к людям…

Говорил и все время щурился, в щелочках глаз блестели слезы — может, от солнца, а может, и от волнения. Он часто повторялся и почти каждую фразу заканчивал заверением:

— …поэтому он всегда будет для нас примером.

Нейтек, сидевший напротив, усердно кивал.

Генеральный директор продолжал говорить о выдающихся способностях бывшего руководителя объединения, о его умении почувствовать, где нужно закрутить гайки, где нужно сразу обрубить концы, о его искусстве расставить людей и обеспечить своевременное выполнение сложнейших задач и планов.

— …поэтому он всегда будет для нас примером.

Нейтек сидел уже вполоборота к генеральному и ревностно кивал, глядя ему в рот.

А тот не скупился на похвалы, распространялся о доброте, терпимости, искреннем и дружелюбном отношении бывшего директора к людям, о его житейской мудрости. Говорил, не жалея слов.

Бендл слушал и не слышал, он думал о своем доме, о том, как его встретила жена — обняла его и припала к груди.

— Ты даже не представляешь, как я рада, что ты вернулся…

Она не отходила от него, держала за руку, нежно гладила по волосам, преданно смотрела на него своими большими глазами и нетерпеливо спрашивала:

— Как Будапешт? Как Дунай? Как прошли переговоры?

Но он отвечал односложно, чувствуя страшную усталость после такого трудного дня. Слишком много было впечатлений, нужно в них разобраться и все продумать.

— А как на работе? Что там нового? — спрашивала она, не спуская с него глаз. — Что надо было Нейтеку? Зачем он тебя искал? Зачем звонил? — И вдруг замолчала.

Любящая жена, она почувствовала, что ему не до разговоров, лучше потом, когда он немного придет в себя.

— У нас готовятся большие перемены… — выдавил он.

— А тебя они коснутся? — не удержалась она.

— Очевидно. Посмотрим…

Она пыталась его отвлечь, рассказывала, перескакивая с одного на другое, что делала в его отсутствие, как ей его не хватало. Днем, на работе, еще как-то можно было выдержать, а по вечерам становилось невыносимо.

Даже ужин, который она приготовила к его приезду, показался ему не очень вкусным: проглотил несколько кусочков и отодвинул тарелку.

— Ты не болен? — спросила она обеспокоенно.

— Да нет… Просто после такого пути как-то не по себе, всего ломает… Да и ночью я плохо спал…

— Может, у тебя неприятности в объединений?

— И это тоже. Меня в какой-то степени все это тоже коснулось. Я не ожидал, что все произойдет так скоро…

— А для тебя это будет лучше или хуже?

— Я не знаю, — признался он наконец в том, что его сильнее всего угнетало.

Больше к этому не возвращались.

Он подсел к телевизору и рассеянно смотрел какую-то пьесу, не зная даже, о чем она, почему ее герои с ума сходят от ревности. Следил за движениями актеров, не воспринимая смысла.

— Я боялась за тебя, — услышал он издали голос жены.

— Почему?

— Ведь ты все время среди чужих людей… один…

— Но это же не чужие люди!

Он извинился, сказав, что чувствует себя неважно, и довольно рано лег спать. В полудреме ему показалось, что он лежит в своем маленьком длинном будапештском номере, а снизу, с первого этажа, доносится заунывная мелодия цыганского оркестра и убаюкивает его.

В утомленном сознании возникла знакомая картина — венгерская степь, залитая солнцем, зеленая трава, словно промытая дождем, и чистое, безоблачное, прозрачное голубое небо. Подгоняемый легким ветерком, летает белый пух — то ли от одуванчиков, то ли от пырея, — летает и кружится в прогретом солнцем воздухе, собираясь густыми хлопьями, и падает, словно снег, с бездонного неба…

Чувство усталости не проходило. Казалось, оно сдавливает горло, спутывает ноги, мешает двигаться. Надо избавиться от него, собраться с духом, обрести силы, чтобы суметь защитить себя от обвинений и закулисных интриг. Не может же он молча смотреть на все это, соглашаться со всем, что бы кому ни вздумалось делать за его спиной…

Раздались аплодисменты, это сидевшие за длинным столом давали понять, что они со всем согласны, а генеральный директор, которому солнце все еще било прямо в лицо, передавал бывшему директору подарок главного управления — объемистый сверток, несколько раз перевязанный серебряной ленточкой, и букет красных гвоздик.

Хлопали долго, Бендл тоже присоединился, а Нейтек усердствовал больше всех, пока аплодисменты не начали мало-помалу стихать и не прекратились.

Бывший директор стоял около генерального — казалось, он немного взволнован. Когда он благодарил за добрые слова и подарки, его голос был спокойным. Говорил он кратко и по существу: он желает всем, а прежде всего — новому директору и его сослуживцам, успешно продолжать начатое дело и удачи во всем.

Нейтек, сидевший напротив, кивал головой, как китайский болванчик, будто слова бывшего директора адресованы ему одному.

Бендл решил не смотреть на него, отвернулся немного в сторону, но все же было видно, как Нейтек ерзает и, устремив взгляд на директора, жадно ловит каждое его слово.