Елена Земенкова - провинциальные душегубы [СИ]

-Оой! Аркашенька! Помоги! Богом молю, помоги! Спаси ее, Аркаша!

-Да успокойся! Ну, с чего ты взяла, что это она?!

-Недоглядела я, старая дурра! Это же весной все началось! Змея подколодная! Накажи ее, Господи! Накажи за все!

-Да про кого ты?! Что началось?!

-Алевтина! Змея! Девочка моя бедная! Как же тебе плохо было, что же ты натворила!

-Дарья! Ты, правда, думаешь, что Алина убила Шурыгина?! Да не может такого быть!

-Не может?! Сейчас все может быть! Алина! Что же ты натворила!

-Ничего не понимаю! И не верю я, чтобы Алина могла убить! Никогда не поверю!

-Да не убила она, а покарала! За ложь, предательство, за тот ад, во что жизнь ее превратилась! Мы превратили!

-Как покарала?!

-А также как она подожгла дом Яцко, когда он котят слепых утопил, помнишь? Алине тогда восемь было, Иван потом три или четыре выводка от своей кошки вырастил, ни одного не утопил - слово Алине дал! Только тогда простила!

-Но Степан-то тут причем? И мы?

-Только не говори, что ты забыл, как он с Натальей поступил! Если бы не Мишка, не выжила бы она! А мы... ты, что, не понимаешь? Ведь это мы все сотворили - всю ту ложь, грязь, скверну, мы открыли этим детям дверь в ад и сказали - вы вправе выбирать, но в аду нет выбора!

-Успокойся, Дашенька! Может, ты преувеличиваешь, может, все было не так?

-Я?! Тогда почему никто в городе не хочет говорить про это убийство?! Почему Фирюза в рот воды набрала?! Почему Армен в полицию не побежал и на похороны не пришел?! Почему Анатолий глаза отводит и трусит за сына, как мальчишка?! А Карпухин даже спросить боится, что там произошло на самом деле! Ты что, думаешь, люди слепы и ничего не понимают?! Господи! Спаси и сохрани!

-Так ты сразу поняла это?! И Фирюзу потому искала? А сегодня с девчонками что произошло? Они же сами спрыгнули!

-Сами?! А кто их ядом пичкал про свободу да заграницу?! Кто стыда лишил, когда подсказал про вседозволенность и толерантность?! Кто внушил, что лучше в Москве батрачить и распутничать, чем в собственном доме хозяйкой быть?! Алевтина! А мы все промолчали да похихикали!

-Ох, Дарья, права ты, как всегда была! Бесовщина полезла, бесовщина!

-Аркаша! Что нам делать?! Аркашенька!

А где же Галушкин? Где обретается посланец губернатора? А вдруг и его черти утащили, или инопланетяне на свой корабль забрали? Ничему уже не удивятся лучановцы, все примут за должное, потому как смирились люди, что Бога нет и решили, что все дозволено. Но ведь как не решай, все равно - либо в ад, либо в рай, третьего не дано!

А ночь все висит и висит над Лучанами будто занавес после очередного акта всемирной трагедии или фарса; но за ним уже кипит сцена, мечутся актеры, трещат декорации. Скоро зрители опять не поверят своим глазам и ушам, внимая чудовищным полетам мысли и вдохновения незримого автора, извращенным изыскам продвинутого и знаменитого режиссера. И искренне пожалеют по простоте душевной своих любимых актеров, вынужденных корячиться в неудобных, вывернутых позах и странных, но очень неприличных чувствах; чтобы снова, в стотысячный раз, прозвучало: "To be, or not to be: that is the question...".

Но давайте с вами съедим по пирожку в театральном буфете, перекинемся парой фраз с такими же, умными, как и мы, зрителями, а другие такое терпеть не будут! И с новыми силами - в зал, внимать и внимать, ведь, должно же это что-то значить, или гады просто над нами издеваются?! А пока занавес еще не поднят, дышите чаще - силы вам еще понадобятся!

-Точно сами? Никаких сомнений?

-Точно! Все там осмотрели - вдвоем они были.

-Ну не спи! Лень! А кто их нашел? Кто врачей вызвал?

-Разберемся! Звонок был с телефона Вики, МЧС сразу и прилетели.

-А ты говоришь сами! Вообще, эти девочки странно себя вели в последнее время - все на что-то намекали и постоянно попадали под раздачу!

-Да, дорогая... - Карпухин захрапел, несмотря на литр выпитого им крепчайшего колумбийского кофе, сваренного Сашенькой, большой любительницей и ценительницей этого божественного напитка.

-Карпухин! Пока не расскажешь все, что знаешь, спать я тебе не дам! - забарабанила по телу рабочей лошади своими миниатюрными кулачками своевольная барышня.

-А! Что?! Галушкина нашли?! - резко взбрыкнула лошадь.

-Он, что, пропал?! Да... так интересно я еще никогда не жила!

-Сашенька, ну можно я посплю? Сейчас опять Дильназ позвонит! - залез с головой под одеяло честно выполняющий свой служебный долг начальник лучановской полиции капитан Карпухин.

-Куда он мог деться? Вспоминай, Саша! Мы говорили о Шурыгине - он спросил, учил он девчонок или нет. Повторял, что Лучаны как бесконечная матрешка, что-то внутри прячется, а что не угадаешь! Да! Он еще сказал, что никогда не был так свободен, как в Лучанах, но ему страшно! Бредятина какая-то! Чего здесь бояться?! Хотя... Фирюза тоже тряслась там - у черного дома, а Дарья Сергеевна даже на собрание не пришла. Нет, ну точно чертовщина какая-то!

-Надо выспаться, и все обойдется! А может это всего лишь сон, и Шурыгин жив, и все еще можно исправить, исправить... - метался под одеялом то ли спящий, то ли бодрствующий Карпухин.

-Что? Что исправить? - Саша внезапно почувствовала пронзительную нежность к этому усталому, сильному, честному и такому же родному для нее, как сын Глеб, человеку, и, легко поцеловав мужа, она прошептала, как шепчет любая слабая женщина своему сильному мужчине - Спи, любимый, все будет хорошо, у тебя все получится!

А по ночному городскому парку, загадочному и таинственному, дурманящему и дразнящему своих дорогих, но редких гостей брел счастливый и избитый человек лет тридцати в рубашке, испачканной густой бордовой кровью из разбитой губы и с одним уцелевшим рукавом. Его тело ныло и гудело от боли, но душа пела и рвалась ввысь, а разбитые губы твердили как молитву: "Алина! Ее зовут Алина! И она существует! Она есть! Алина!"

Огромное бездонное небо, струясь ручейками бесчисленных звезд, на миг прижалось своей невесомой материей к пульсирующей груди крошечного гуманоида, и отразило бесчисленными эхами галактик и звездных систем то, с чего всегда все начинается и что будет вечно - слово; всего лишь слово. Нет, люди - не боги, но мы можем иногда выбирать, как нам жить и как умирать! А разве этого мало?

Галушкин задыхался от сладкой боли и рвал свое сердце и звездное небо снова и снова: " Вы слышите меня?! Ее зовут Алина! Алина!" И мириады эх послушно повторяли за ним: "Алина..."

" Так это любовь?" - стучало вагонными колесами в висках Сергея Васильевича Галушкина, когда он плавно и величаво, но с громким треском и уханьем валился в большой овраг, что на выходе из парка. И там, на липком, мокром дне, отбрасывая от себя мелких зеленых лягушек, поцарапанный как пятилетний сорванец, но новый, воскресший человек вступил в огромный мир, где есть любовь. Добро пожаловать, Сергей Васильевич! Но, чур, потом не жаловаться!