Лю Чжэньюнь - Одно слово стоит тысячи

— Тебя продают, а ты тут развлекаешься! — Замахиваясь на нее, он предупреждал: — Еще раз… еще раз засмеешься и получишь у меня!

Но Цяолин его не боялась и, отпрыгнув в сторону, продолжала хохотать.

Прошло еще несколько дней, и тут на голове у Цяолин появилось несколько проплешин от лишая. Все это время Лао Бянь жил с ней на постоялых дворах, спали они на соломе в ворохе тряпья, которым пользовались все постояльцы подряд. Так что теперь было и не узнать, где именно она подцепила лишай. Лишай, разрастаясь, причинял девочке страдания. Цяолин перестала смеяться и плакала от боли, прикрывая голову руками. Когда Лао Бянь наконец обратил внимание на ее голову, несколько лишаев уже воспалились, а потом на них появилось с десяток жутких гнойничков. Цяолин и так-то отказывались покупать, а с такими лишаями она и вовсе никому была не нужна. Насмотревшись на лишаи, Лао Бянь даже подпрыгнул от злости: «О, предки, вы нарочно строите мне козни!» Потом он уселся на пол и предложил: «А может, лучше ты меня продашь?» Цяолин, не осознавая своего уродства и забыв про боль, лишь задрала голову и заливисто захохотала.

В уезде Сянъюань находилась деревня Вэньцзячжуан. В деревне Вэньцзячжуан жил один богач по имени Лао Вэнь. У Лао Вэня имелось десять с лишним цинов [83] Цин — китайская мера площади, равная примерно 7 га. земли, на которой работало десять с лишним батраков. Еще у него был извозчик, которого звали Лао Цао. Лао Цао уже перевалило за сорок, он носил козлиную бородку. Как-то раз Лао Цао из деревни Вэньцзячжуан повез на продажу в Чанчжи хозяйский кунжут. Телегу с кунжутом весом четыре-пять тысяч цзиней везли три мула. Когда он выехал из деревни, высоко в небе светило солнце, кругом была тишь да благодать, но на границе с уездом Туньлю погода стала хмуриться. Лао Цао посмотрел на небо: тучи надвигались с северо-западного угла и разрастались все сильнее, готовые вот-вот излиться дождем. Переживая за кунжут, Лао Цао стеганул плетью скотину, и та побежала во всю прыть. Долго ли, коротко ли, он проехал еще семь-восемь ли, и на берегу реки Сиюаньхэ ему наконец попался постоялый двор. Тут же хлынул проливной дождь. Лао Цао быстро завел телегу под укрытие. Кунжут, который он вез, был накрыт камышовой циновкой, поэтому не намок, а вот на Лао Цао и нитки сухой не осталось. Лао Цао распряг скотину, попросил для нее корма и, глянув на небо, пошел на кухню. На кухне он взял жаровню с огнем, снял с себя верхнюю одежду и, перекинув ее через руку, стал сушить. Над жаровней от влаги поднимался пар. Отогревшись, Лао Цао обернулся в сторону и вдруг заметил, что на кане, поджав ноги, сидит мужчина, а рядом с ним лежит ребенок. Лао Цао надел на себя высохшую одежду, подошел к кану поближе и разглядел в ребенке девочку. Ее маленькое личико полыхало, сама она часто дышала, провалившись в беспокойный сон. Лао Цао пощупал у девочки лоб и отдернул руку: ее лоб обжигал точно горячие угли. Он снова посмотрел на мужчину, присел со своей трубкой на краешек кана и тяжко вздохнул:

— Тоже здесь остановился?

Мужчина мельком посмотрел на Лао Цао и кивнул. Лао Цао продолжил:

— Это самое страшное. Дорога — не время для болячек. — Сделав паузу, он заговорил снова: — Брат, ребенка нужно показать врачу, тут нельзя надеяться на авось.

Мужчина снова глянул на Лао Цао и ответил:

— Врачу? А платить ты, что ли, будешь?

Лао Цао от неожиданности аж поперхнулся и уже пожестче ответил:

— Не я ей отец, а ты. Просто хотел посочувствовать, и нате вам.

И тут, к удивлению Лао Цао, мужчина обхватил руками свою голову и заплакал навзрыд. Лао Цао решил, что тот или переволновался, или у него просто закончились деньги: раз он разместился прямо на кухне, значит, явно экономил. Лао Цао снова попробовал его успокоить, но мужчина расстроился пуще прежнего. Лао Цао не знал, что и делать. Когда мужчина выплакал все, что мог, и поднял лицо, Лао Цао заметил, что у того косоглазие. Успокоившись и овладев собой, мужчина рассказал Лао Цао, что девочка не его дочь и что сам он — торговец живым товаром. Впервые ступив на эту дорожку, он лоханулся и купил девочку аж за двадцать даянов. С тех пор он уже исходил все деревни и села, но прошло больше полумесяца, а сбыть ребенка не удавалось. Уже не говоря о том, что девочку никто не покупал по той цене, которую он за нее отдал, на него легли расходы на питание и проживание, и он потерпел большой убыток. А тут одно к одному: у девчонки разросся лишай, а это означало, что теперь ему вообще никаких денег не видать. Из-за лишая у нее началась лихорадка. В общем, никакого выхода из этого тупика он не видел, потому и скис. Выслушав его, Лао Цао загрустил вместе с ним, совсем забыв, что перед ним торговец людьми. Ему тоже не приходило в голову ничего дельного, поэтому он просто вздыхал за компанию. Вдруг мужчина схватил его за руку:

— Брат, а может, возьмешь ее себе?

Лао Цао испугался и тотчас отпрянул:

— Да я вообще еду в Чанчжи кунжут продавать, какой ребенок?

— Дай сколько сможешь, я даже торговаться не буду. — Чуть помолчав, он повторил: — Сколько сможешь, все лучше, чем помрет… Мертвую-то ее вообще не продашь.

Лао Цао, слушая, что он несет, не знал, смеяться ему или плакать, он понял, что человек тот совсем простой. Лао Цао уже перевалило за сорок, но его жена до сих пор не могла родить, их семье действительно не хватало ребенка, однако Лао Цао сказал:

— Ребенок все-таки не собачка. Это серьезное дело. Как можно взять его и купить?

— Ну, пожалей ты ее.

— Тут не в жалости дело, мне ведь еще в Чанчжи нужно съездить, чтобы кунжут продать. Да и не могу я один решать такое важное дело, нужно с домашними посоветоваться.

Неожиданно мужчина ухватится за эти слова Лао Цао и спросил:

— А откуда ты будешь, старший брат?

— Из деревни Вэньцзячжуан уезда Сянъюань.

К этому моменту дождь на улице кончился, небо прояснилось. Лао Цао расплатился с хозяином за корм для скота и снова отправился на своей телеге в путь. Сам Лао Цао думал, что дело на том и закончилось. Каково же было его удивление, когда, продав кунжут, он через два дня вернулся в деревню Вэньцзячжуан и увидел мужчину с больным ребенком прямо у себя дома. Девочка лежала на кане, а мужчина сидел на пороге и курил трубку. Лао Цао так и обомлел.

— Ты что, прилип ко мне, что ли?

Мужчина звучно выбил трубку о косяк двери и сказал:

— Ну что, брат, грей водку. Сестрица согласилась взять девочку.

Под сестрицей он имел в виду жену Лао Цао. Эта новость тоже стала для Лао Цао сюрпризом. Интересно, что же мог наговорить этот мужчина его жене, чтобы та согласилась? Тут, отклонив занавеску, из дальней комнаты показалась жена Лао Цао:

— Я возьму девочку, выглядит вполне прилично, да и не дорого это, тринадцать серебряных.