Александр Пелевин - Калинова яма

Немцы резко остановились. Один из офицеров что-то крикнул, и бойцы первой колонны присели на колено, вскинули винтовки и прицелились в Гельмута.

— Стоять! — раздалось по-немецки с их стороны.

— Не стреляйте, не стреляйте, пожалуйста! — задыхаясь, заговорил Гельмут, тоже по-немецки. — Я свой!

Он поднял руки и продолжил идти в их сторону, но, услышав лязг затворов и повторное «Стоять!», все же остановился.

Они продолжали целиться из винтовок. От отряда отделились трое — не опуская стволов, они медленно направились в его сторону.

— Я свой, я свой, — продолжал Гельмут. — Не стреляйте!

Трое с винтовками приближались к нему медленно, пытаясь зайти с разных сторон — и справа, и слева, и спереди.

— Свой, свой, — повторил Гельмут, когда они подошли на расстояние десяти шагов.

Солдаты смотрели на него недоверчиво. Один из них вскинул винтовку на плечо, обыскал Гельмута, достал из кармана револьвер, забрал.

— Документы? — спросил тот, что заходил слева.

— Нет документов.

— Свой? — спросил тот, что заходил спереди.

— Да. Меня зовут Гельмут Лаубе. Я работаю в СД, выполняю здесь задание германской разведки. Пожалуйста, отведите меня к офицерам. Если они свяжутся с командованием, там подтвердят.

— Пошел, — сказал один из солдат, кивнув в сторону остальных. — Не опускать руки.

Он направился в сторону отряда. Двое шли по бокам, третий следовал сзади.

Офицеры стояли, сложив руки на груди, и ждали. Остальные солдаты не опускали винтовок.

Когда они приблизились, шедший справа боец подбежал к офицерам и негромко что-то сказал им. Оба кивнули.

Только тогда Гельмут разглядел, что у одного из офицеров — высокорослого и плечистого, со смугловатой кожей и тонкими усиками — вместо правого глаза чернела повязка.

Что-то кольнуло в его груди, и сердце заколотилось быстрее.

Второй, с погонами майора, был невысок, с крепкими руками, крупным носом и хищной улыбкой на тонких, поджатых губах. Глаза его блестели.

— И снова здравствуйте, — сказал он Гельмуту по-немецки.

Смуглый и одноглазый только усмехнулся.

— Руки можете опустить, — продолжил майор.

Солдаты по-прежнему целились в него.

— Узнали? Не ожидали, да? — сдерживая смешок, спросил одноглазый.

— Конечно, узнал, — сказал майор. — Мне кажется, нас трудно с кем-то перепутать. Что молчите, Гельмут? Язык проглотили?

— Надо будет — проглотит, — сказал одноглазый. — А вы, Гельмут, стойте на месте и не вздумайте бежать. Если вы побежите, эти ребята будут целиться в ноги. И тогда все будет только хуже.

Майор достал из кармана маленькие круглые очки, протер, нацепил на нос.

— Неужели вы думали, что мы искали вас только из-за того, что вы немецкий разведчик? Неужели вы и правда так думали? Вы серьезно? Вы думали — вот, идут ребята в нашей форме, значит, они спасут меня? Мы думали, что вы будете в деревне, хотели найти там, а тут раз — и вы сами навстречу идете. Все как всегда. Все сами делаете. Молодец.

— Закурить можно? — спросил вдруг Гельмут.

— Закуривайте.

Гельмут нащупал в кармане пачку папирос, открыл — их было семь.

Вытащил одну, чиркнул спичками, закурил.

Майор подошел к нему ближе, заложил руки за спину и продолжил говорить.

— Пора бы уже привыкнуть, дорогой мой, что вас здесь не спасет никто. Что у вас здесь нет и никогда не будет друзей. И вы сами так захотели, сами выбрали себе все это. Никто вас силой сюда не тащил.

— Никто, — кивнул Гельмут, выпуская дым. — Что вы хотите сейчас со мной сделать?

Майор тихо рассмеялся.

Он подошел к Гельмуту еще ближе, почти лицом к лицу — было видно, как блестят его глаза за стеклами очков, его морщины на лбу, слегка отросшую щетину. Он стоял и молчал, улыбаясь и переводя взгляд с правого глаза на левый, с левого на правый, зрачки его бегали туда-сюда, а губы все больше расплывались в улыбке, и Гельмуту на какой-то момент показалось, что это вдруг и есть та самая настоящая русская улыбка с еле уловимой искрой безумия.

Майор вдруг резко перестал улыбаться и совсем тихо, чуть слышно ответил:

— Разбудить.

Из статьи Карла Остенмайера «Яма человека»

Zentralblatt fur Psychotherapie und ihre Grenzgebiete, № 6, 1937

Многие мои клиенты, переживая острое эмоциональное состояние, зачастую сравнивают свои ощущения с муками грешников в аду. Многие из них описывают свое переживание как падение в бездну, попадание в глубокую яму, откуда нет выхода. «Я чувствую, будто попал в ад, и не могу выбраться отсюда», — говорил один из пациентов. «Я падаю в бездонную пропасть, я не знаю, что будет со мной, я не могу остановить падение», — говорил другой. Это логичное описание краха существовавших надежд, ощущения законченности жизни, а в случае с адом — еще и намек на некое наказание за грехи.

«Ад пуст, все черти здесь», — восклицал один из персонажей шекспировской «Бури». Когда пациенты используют подобное сравнение, я отвечаю: да, это так. Да, это яма, это ад, бездна, преисподняя. Да, рай и ад существуют в действительности, и люди, пережившие сильнейшие эмоциональные потрясения, подтвердят вам это. Рай и ад внутри нас — это две крайние степени нашего психологического состояния. Ад, яма, болото, бездна, пропасть — можно называть как угодно. Мне же привычнее называть это именно ямой, чтобы не использовать религиозный подтекст.

Что происходит с нами, когда мы попадаем в эту яму? Мы не видим ничего, кроме темноты. Мы не видим простора для действий, нас ограничивают стенки этой ямы, нам нет разницы, куда идти — вперед или назад, и мы в панике пытаемся понять, что делать. Разумеется, из ямы необходимо вылезать, но у нас нет ни лестницы, ни веревки, мы карабкаемся и снова срываемся вниз, снова больно падаем, у нас не остается надежд выбраться. Находясь в яме, мы не видим мира наверху, звуки его искажены, и все, что нам доступно — лишь маленький кусок неба над головой. Так человек, переживающий эмоциональное потрясение, зачастую теряет ориентацию в социуме.

Но вот что занятно: иногда, попав в эмоциональную яму и не выбравшись с первой попытки, человек начинает обвинять себя в том, что он упал. Он вспоминает, как вышел на неверную дорогу, как не заметил ямы, оступился и провалился. Он думает: если бы я не вышел на эту тропинку, все было бы хорошо. Или же думает: если бы я смотрел под ноги, я сейчас не сидел бы в этой яме.

Но правда в том, что не надо думать, как вы попали в яму. Из ямы нужно вылезать.

И еще правда в том, что это не мы в яме, но яма внутри нас. А значит, и у нас есть власть над нею, неосознаваемая и неощутимая, но позволяющая в конце концов увидеть свои силы, которые есть — всегда.