Линор Горалик - Агата плывет

Агате кажется, что теперь тут пахнет еще и шерстью, как от собаки, с этим запахом у Агаты связаны кое-какие воспоминания, о которых она предпочитает помалкивать; сейчас от них делается больно в груди, Агата останавливается, глубоко вздыхает, строго велит себе прекратить думать, о чем не надо: у нее есть план и нет времени. За полгода Агата выросла, — и теперь, когда она, включив в телефоне фонарик, строго по плану ползет на четвереньках, чтобы оказаться прямо под серединой кровати, она почти задевает железные перекладины спиной. Ей слышится чье-то бормотание; Агата решает, что это мама и папа в соседней комнате опять стоят над Андрюгиной колыбелькой, спорят о том, здоров Андрюша или болен: «Но… Но…». Под кроватью дует, у Агаты начинают мерзнуть пальцы. Агата оглядывается: ей видны три угла кровати, запылившийся край шторы, ножка тумбочки, занавеска: ей кажется, что она почти в правильном месте. Ей надо очень торопиться, потому что если пол начнет вздрагивать хоть чуть-чуть сильнее, придет папа, весь план сорвется. Агата решает заползти еще совсем чуть-чуть глубже, двигает вперед голую коленку — и вскрикивает: что-то больно царапается, она слышит, как трещит ткань пижамы. В темноте и тесноте ни на что не получается посмотреть, Агата кое-как скрючивается: из пижамы торчит треугольный клок, коленка расцарапана, а на полу, примерно под серединой кровати, ковер дыбится острыми краями. Из ковра торчат рваные кучерявые нитки. Под кроватью у Агаты идет длинный, глубокий разлом, и из этого разлома дует.

Агата говорит себе, что у нее явно был правильный план: план убедиться, что дело не в землетрясении, а в чем-то, что находится у нее под кроватью. Она сидит рядом с разломом и чувствует, что пол потряхивает: совсем слабо, но потряхивает, хотя и редко, а между потряхиваниями он как будто немного качается, и это уж точно никакое не землетрясение. Агата не замечает, что дышит очень быстро: она умная девочка, она очень смелая девочка, таких смелых девятилетних девочек пойди еще, поищи, — но у нее под кроватью идет длинный глубокий разлом, и из этого разлома дует, и это очень страшно, что ни говори. Разлом начинается совсем узко, но дальше, на расстоянии вытянутой руки, становится очень большим, таким большим, что в него могла бы свалиться сама Агата. Агата понимает, что у нее был плохой план: в нем ничего не было про то, что делать дальше, и главное — ничего не было про то, что делать, когда у тебя от страха пересохли губы и коленки сами чешутся быстро-быстро выползать попой вперед из под кровати, — пусть даже они, коленки, после этого окажутся расцарапанными в кровь об ковер, а вся спина будет в синяках. Умная Агата говорит себе, что ей надо сделать новый план, маленький план, очень короткий: 1. не уползать. 2. заглянуть в разлом. Заглянуть в разлом — значит, уговорить себя, что оттуда тебе в лицо никто не выпрыгнет. У Агаты не получается. Поэтому она сначала очень медленно, очень осторожно трогает край разлома пальцем, опускает палец поглубже: ничего страшного, там шершавый камень, крошится песок, палец мерзнет, но не происходит ничего страшного. Агата нюхает палец: он пахнет камнем и шерстью.

Агата очень медленно, очень осторожно ложится животом на ковер и одним-единственным прищуренным глазом заглядывает в разлом. От холодного воздуха ей сразу хочется моргать, в глаз немедленно попадает песчинка, и он начинает слезиться. Умная девочка Агата понимает, что ее план изменился: ей нужно, во-первых, выбраться из-под кровати, а во-вторых — хорошенько подумать над новым планом. Все, что ей сейчас удается увидеть в разломе, даже с помощью фонарика в телефоне, — это очень густая, очень темная темнота, такая темнота, какая может быть только в разломе у тебя под кроватью, когда тебе десять лет. Агата пытается ползти назад, но она и правда выросла с прошлого раза, — перекладина, которая поддерживает кровать посередине, больно стукает Агату по спине. Приходится повернуться к разлому боком — и тут что-то огромное нападает на Агату со спины.

Агата так пугается, что не может даже закричать. Она только чувствует запах псины и изо всех сил старается как можно скорее выбраться из-под кровати. Что-то явно вцепилось когтями в ее пижаму и не хочет ее отпускать, Агата слышит, как это что-то глухо стукается о пеерекладины кровати и жалобно взвигивает от боли. Агате даже кажется, что оно что-то выкрикивает или бормочет, какую-то тарабарщину, но ей не до того. В какой-то момент это что-то горячей шершавой лапой хватает Агату за руку, которой она держит телефон, телефон чуть не падает в разлом, и ужас от мысли, что она останется здесь, под кроватью, в темноте, придает Агате сил. Зажмурив глаза, Агата делает последний рывок — и выбирается из-под кровати наружу, здорово ударившись головой о маленькую ночную тумбочку. Ночник со слонами качается, слоны бешено скачут по стенам, Агата вскрикивает, запрыгивает на кровать, натягивает на себя одеяло, прячется под него с головой. От такого происшествия кто угодно придет в ужас, но Агата — очень смелая девочка. Она заставляет себя не кричать и не звать папу; она заставляет себя прислушаться к тому, что происходит под кроватью. Агата дрожит — и не может понять, дрожит ли кровать вместе с ней. Сначала она думает, что если бы опять было землетрясение, папа прибежал бы сам. Потом — что папа, уставший от двух бессонных ночей и андрюшиного плача, мог бы проспать даже очень серьезное землетрясение, а не «локальный процесс». Все это Агата говорит себе, чтобы приободриться, но все-таки ей кажется, что кровать здорово дрожит. Только теперь она знает, что землетрясение тут ни при чем, — все дело в том, кто живет под кроватью. В комнате мамы и папы опять плачет Андрюша, жалобно и громко. Агата начинает мысленно петь ему про сверчка за печкой и вдруг понимает, что в глаза ей светит солнце. Она не заметила, как заснула, во рту у нее сухо, — Агата знает, что когда ей снятся страшные сны, она жует уголок одеяла. Никаких снов Агата не помнит, зато отлично помнит все, что прозошло под кроватью. Ей страшно спускать ноги на ковер, но Агата — умная девочка. Она говорит себе правду: 1. Под кроватью живет чудище. 2. Ночью оно раскачивает их дом. 3. Днем от него пока что не было никакого вреда. Агата — не только умная, но и храбрая девочка, однако сейчас ей требуется очень много времени, чтобы собраться с силами. Медленно-медленно она нашаривает ногами тапки, а потом быстро-быстро выскакивает из комнаты.

Весь следующий день Агата не находит себе места и с ужасом думает про то, что наступит вечер и ей придется отправляться спасть в комнату, гда под кроватью живет чудище. Это воскресенье, мама и папа дома, Андрюша, наконец, засыпает на несколько часов подряд, а когда просыапется, ей разрегают покормить Андрюшу из теплой бутылочки. Когда сытый Андрюша начинает отворачиваться от бутылочки, Агата осторожно нюхает его пушистую макушку. Брат пахнет немножко плющевой игрушкой, а немножко — как рука самой Агаты в очень солнечный день. Агата знает, что брат и сестра почти всегда похожи друг на друга, но не может представиться себе, что у нее когда-то было такое же сморщенное розовое личико, как у Андрея. Она идет в ванную к зеркалу и строит морды: нет, все равно не похоже. «Наверое», — думает Агата, — «Мы станем похожи, когда я буду совсем-совсем старушкой». Врач в больнице назвал Андрюшу «здоровым сусликом» и сказал, что волноваться нечего, такие маленькие дети иногда плачут по ночам просто так. Агата — умная девочка, она знает, что никто никогда не плачет по ночам «просто так».

Читать дальше