Росен Босев - Дни, что нас сближают

— Что скажешь, здорово придумали, правда?

— Они не приедут…

— Как? — Диньо вскакивает со стула. — И это говоришь ты? Повтори!

— Они не приедут. Не хотят. Им бы только фиесты. Играют голые на пианино, и ничего их не интересует. Ни ты, ни твои решения, ни графики, ни планы. Они даже собой не интересуются…

Петьо умолкает, но его крик все еще висит в тишине мансарды. Диньо шарит по карманам:

— Дай сигарету.

Поблескивают огоньки сигарет. Два огонька рядом, чтобы не быть одинокими, как там, на даче, в «замке одиноких воспоминаний», по выражению Джони.

Петьо ощущает странную теплоту как бы вне себя. Он все еще мыслями на том дальнем пути, по которому шел все это время.

— Говоришь, не приедут, — вздыхает Крик.

— Нет, их ничего не интересует. Спешат жить.

— А ты случайно не спешишь? Разве мы все не спешим?

— У нас — одно, а у них — совсем другое…

— Что делать. — Крик гасит окурок, уголек чиркнул по мозолистой руке, но он даже не заметил. — И ими, и нами движет одно и то же, мы, как ты говоришь, спешим, спешим что-то делать. Чтобы что-то получилось.

— Получается ли? И одно и то же ли? — спрашивает Петьо.

— Ну, направления различные, а движение налицо. Поэтому я и зову. Завтра отведешь меня к начальству потолковать. Выйдет что-нибудь?

— Не выйдет.

Диньо Крик вскакивает. Кадык у него дрожит.

— Говоришь, не выйдет. А может, случайно с тобой ничего не выйдет? Уж не ошибаешься ли ты? Может, тебе самому не хочется ехать?

Только сейчас Петьо понимает свою ошибку. Ему хочется обругать себя, но что поделаешь, он же знает, знает своих друзей. В институте существует определенный порядок. К тому же через день после последнего экзамена Шелла устраивает экскурсию для тех, кому удастся отделаться от трудового семестра… Разумеется, не для всех, для избранных. И Петьо в их числе. Из-за мускулов. Но ведь и Крик здесь из-за них же. Тех, что едут работать, тоже в расчет нельзя принимать, они собрались куда-то во Фракию или Добруджу на сельхозработы. А Крик хочет забрать их с собой. Притащился сюда со своей «двойной пользой» и теперь ищет единомышленников. Петьо — первый и последний. Только он один со всего курса знает, что такое стройка. Как выполняется план, как выдерживается график. И что такое пуск!

Он боится, что слова Крика ударятся не о твердь, а о пустоту. Диньо поднимет оглушительный шум, а встретит смех и издевку. «Профессор Криков хочет нас учить», «Профессор Диньо Криков сказал…» Петьо знает, что он этого не стерпит, и поэтому спешит защитить себя и других.

— Все напрасно, — холодно говорит он. — Ректорат не разрешает никаких изменений, бригады сформированы.

— А разве они самые главные? Что, над ними только небо? Будет тебе…

— От них зависит…

— А от того, как его, профессора?

— Икономова, от него ничего не зависит. Он этими делами не занимается.

— Ну, ты не прав. Зависит, зависит, да еще как, и, если хочешь знать, именно он этим и занимается… Сегодня устрой мне встречу с ним… Встречу на высшем уровне! И с ребятами, которые поголовастей, понял?..

Скоро придет Крик. И пока не кончится лекция, будет шагать по коридору, стуча своим протезом. А Петьо все еще не решается выполнить просьбу бригадира.

Зачем вмешиваться, когда все уже решено, вернее, предрешено. Эти здесь — одно, а те там — другое, и им нужно время, страшно много времени, чтобы встретиться, пойти друг за другом или рядом. Пока рано. Диньо не может понять этого, он спешит, хочет опередить время. Он всегда так делает, потому-то часто и разбивает себе голову. И вот сейчас станет посмешищем. Кто его поймет?

Икономов уже заканчивает лекцию. Белые чертежи послушно свертываются в рулоны. Белая аудитория шевелится и шепчется. Скамьи поскрипывают. Петьо вздрагивает, откладывать больше нельзя, он приперт к стене. Деваться некуда. Невозможно не выполнить приказ Крика, но и сказать об этом профессору он не решается. Уж очень разные точки зрения у сторон. Хотя, если посмотреть…

Листок бумаги, сложенный вчетверо, перелетает по рядам и падает перед Петьо. Он поднимает его, разворачивает и в первый момент не верит своим глазам. Ему кажется, что с ним выкинули шутку. На белом листке — небесно-синие строчки, их цвет как стены в общежитии. И эта синева шепчет:

«Петич, вот какая штука, ты нас пронял своим Криком. Запал он в сердце. Мы согласны ехать с тобой. Посмотрим, что он за тип. Такой же, как мы, или нет. Но при одном условии: Джони берет гитару. Без гитары никак нельзя…»

Петьо перебрасывает белый прямоугольник, в нем синее небо, оно веет прохладой.

Теперь легче подступиться к профессору. Ведь несколько человек поедут с ним. Идея Крика уже не представляется Петьо такой безнадежной. Ну и что? Они поедут туда, где им надо быть. Стороны встретятся немного раньше, и может, именно тогда, когда нужно, а кто-нибудь даже сочтет, что с опозданием. Это же совершенно обычное дело.

Профессор Икономов заканчивает лекцию. Благодарит за внимание и направляется к выходу. Аудитория встает и опускается. Именно в этот момент дверь открывается, и входит Диньо Крик. Он направляется прямо к профессору.

Джони Ванков машет Петьо рукой:

— Это ведь он, да?

Петьо утвердительно кивает.

Бригадир и профессор Икономов пожимают друг другу руки. И Петьо кажется, что в этом нет ничего странного, даже совершенно все нормально. Он не совсем уверен, но ему кажется, что они смотрят друг на друга так, как будто давно знакомы.

Вот они идут по коридору рядом. Лакированные ботинки профессора поскрипывают, стучит об пол протез Крика. Петьо оглядывается по сторонам, не зная, что делать, а потом спешит за ними.

Перевод Л. Хлыновой.

© Димитр Начев, 1979, c/o Jusautor, Sofia.

Вечерний концерт окончился, известная певица, залитая светом юпитеров, допела самую эффектную свою песню, и на экране появился диктор, серый и безликий. Он начал читать последние известия, но гости поднялись и стали прощаться. Холл, полный табачного дыма и усталости, опустел.

Вытряхнув пепельницы, муж распахнул балконную дверь, сменил костюм на старую уютную пижаму и расположился в кресле со свежей газетой. Жена выключила телевизор, налила рюмку коньяка и, обращаясь скорее к себе, чем к мужу, сказала:

— Все прошло очень хорошо.

Он отметил, как она опрокинула рюмку — залпом, по-мужски, — и вновь склонился над спортивной рубрикой, в которой содержалась обширная информация о европейском первенстве тяжелоатлетов.

— В субботу приглашу Андреевых, — сказала жена спустя некоторое время.

— Зачем? — отозвался он.

Жена пропустила вопрос мимо ушей. Пододвинув банкетку, она положила ногу на ногу, закурила. Дым клубами окутал мужа, он отложил газету и вышел на балкон.