Дебора Леви - Заплыв домой

— Моя любимая группа — «Нирвана».

— Ага, тебе нравится Курт Кобейн с его пронзительными голубыми глазами.

Она рассказала, что этой весной, когда Курт застрелился, построила у себя в комнате маленькое святилище. Пятого апреля, если точнее, но тело нашли только восьмого. В тот день она с утра до ночи слушала его альбом «In Utero».

Юрген качнул дредами, склонив голову набок.

— Твой папа уже прочитал стихотворение Китти-Коти?

— Нет. Я сама собираюсь его прочитать.

Клод с важным видом подошел к холодильнику.

— Хорошая мысль. Хочешь пива?

Она пожала плечами. Клод так отчаянно стремился ей угодить, что это было по-настоящему трогательно и немного смешно. Клод расценил ее жест как благосклонное «Да».

— Я хожу к Юргену со своим пивом, потому что он пьет только морковный сок.

Юрген услышал, как к дому подкатил мотоцикл. Это приехал его друг Жан-Поль, который всегда отчислял Юргену небольшую комиссию за каждый заказ верховой прогулки. Жан-Поль не держал лошадей, только пони, так что прогулка получится не совсем конной, но у пони все равно есть копыта, и гривы, и симпатичные хвосты. Когда Юрген вышел на улицу, чтобы провернуть дельце с Жаном-Полем, Клод схватил свою футболку и кое-как натянул на себя.

Нина смотрела куда угодно, только не на него. Она села на пол, прислонившись спиной к стене. Клод вручил ей бутылку пива и присел рядом. Так близко, что их бедра почти соприкасались.

— Как тебе отдыхается?

Нина отпила кисловатого пива.

— Нормально.

— Зайдешь ко мне в кафе? Я тебе покажу малыша-инопланетянина, который живет у меня в кухне.

О чем он говорил? Она придвинулась еще ближе к его плечу — все получилось само собой — и повернулась к нему лицом. Ее взгляд говорил: «Можешь поцеловать меня, да, поцелуй меня», — и в первый миг Клод не понял. Или понял, но был не уверен, что понял правильно. Она по-прежнему держала в руке бутылку с пивом и, не зная, куда ее деть, просто поставила на пол.

уносится прочь

в темный

лес

Его теплые губы прижались к ее губам. Она целовалась с Миком Джаггером, и он вгрызался в нее, словно волк или какой-то другой дикий зверь, ненасытный, свирепый, но нежный и уж точно не равнодушный. Он шептал, что она для него — целый мир. Она придвинулась к нему еще ближе, и он перестал говорить.

в темный

лес

где деревья

сочатся кровью

под снегом

Нина приоткрыла глаза и тут же закрыла их снова, когда поняла, что его глаза тоже закрыты. Хлопнула дверь. Юрген встал посреди комнаты и прищурился, глядя на них.

— В общем, я договорился насчет завтрашней конной прогулки.

Пространство сгустилось в поцелуйной коме. Все окрасилось темно-красным. Юрген стоял, подбоченясь, и жаркие флюиды текли прямо сквозь треугольники, обрисованные его согнутыми локтями.

— Пожалуйста, я тебя очень прошу, прочитай Котино стихотворение, и тогда, может быть, ты подскажешь мне путь к ее сердцу.

Нина открыла дверь родительской спальни и вошла внутрь, скользя по плиточному полу в носках, как на коньках. Несмотря на жару, она надела носки, потому что ее укусила пчела и у нее распухла стопа. Чтобы набраться смелости для исполнения задуманного, она целый час красила глаза Киттиными синими тенями для век. Когда она глянула на себя в зеркало, в ее карих глазах блестела уверенность. Из окна рядом с кроватью было видно, как мама с Лорой беседуют у бассейна. Папа уехал в Ниццу осматривать русскую православную церковь, а Китти Финч, как обычно, куда-то умчалась с Юргеном. Нина даже знала куда. Сегодня они собирались набрать на полях коровьего навоза, чтобы удобрить маленький огород, который Китти разбила во дворе у Юргена и, как она говорила, «взяла над ним шефство на лето». Никто не мог понять, почему Китти не поселилась с Юргеном в его коттедже в двух шагах от виллы, но Нинина мама предположила, что Китти, наверное, не так сильно запала на Юргена, как он запал на нее. Из кухни доносились глухие удары. Митчелл завернул в кухонное полотенце плитку горького шоколада и радостно колошматил по ней молотком. Хотя на улице было жарко, в родительской спальне Нина мерзла, словно и вправду пришла на каток. Она знала, как выглядит конверт, но его нигде не было видно. Надо было взять фонарик, потому что нельзя включать свет и привлекать внимание. Нина решила, что, если кто-то войдет, она спрячется в ванной. На тумбочке с маминой стороны кровати лежал большой кусок медовых сот, наполовину завернутый в газету. Очевидно, раньше он был обвязан кусочком зеленой веревки, лежавшей рядом. Нина подошла поближе и увидела, что это подарок от папы, потому что он написал черной чернильной ручкой через всю газетную страницу:

Моей сладчайшей со всей любовью, как всегда, Йозеф.

Нина нахмурилась, глядя на соты, сочившиеся золотистым медом. Если ее родители все-таки любят друг друга, это разрушит историю, которую Нина собрала воедино у себя в голове. Каждый раз, думая о родителях (а она о них думала постоянно), Нина пыталась сложить цельный сюжет из разрозненных кусочков. Что за сюжет? У папы нежные руки, и вчера эти руки жадно шарили по телу мамы. Нина видела, как они целовались в коридоре — словно сцена из фильма, — целовались, вжимаясь друг в друга, и мотыльки бились о лампочку у них над головой. Что касается Нины, ей всегда представлялось, что родители трагически не выносят друг друга и любят только ее. Согласно сюжету, выстроенному у нее в голове, ее мама бросила единственную дочь и уехала обниматься с сиротами в Румынии. Как ни прискорбно (кругом сплошная трагедия), Нина заняла в их семье место мамы и стала ближайшим товарищем и компаньоном собственному отцу, всегда угадывая его нужды и настроения. Но все начало распадаться, когда мама спросила, не хочет ли Нина съездить с ней в ресторан на морском берегу, где подают мороженое с бенгальскими огнями. Кроме того, если родители вчера целовались (простыни на их незаправленной постели были изрядно помяты) и если они понимают друг друга на уровне, где для нее самой просто нет места, тогда весь сюжет рассыпается в прах.

Всего минут через шесть лихорадочных поисков Нина все же нашла конверт со стихотворением Китти внутри. Замучившись перебирать папины тщательно выглаженные шелковые рубашки и носовые платки, она встала на четвереньки и заглянула под кровать. Вот тогда-то она и увидела конверт, лежавший на пыльном полу в компании папиных тапочек и двух дохлых тараканов. Нина легла на живот и выудила конверт. Там, под кроватью, было что-то еще, но Нина не стала вникать, а то времени и так оставалось мало.

Окно, выходившее на бассейн, могло стать проблемой. Мама сидела на ступеньках на мелкой стороне и ела яблоко. Нине было слышно, как мама спросила у Лоры, зачем та учит йоруба, и Лора сказала: