Мачей Малицкий - Всё есть

— Смеху?

— Ну да. Когда благословляли, викарий наш так энергично махнул кропилом, что головка отлетела и прямо Деду по протезу.

[Поболтали еще минутку и разошлись в разные стороны. Оглянулся: ксендз поддерживал викария под руку, а другой, свободной, рукой бурно жестикулировал.

Вернулись через три часа. С порога услыхал телефонный звонок.]

— Рыба.

— Господи Иисусе. У тебя есть телефон?

— Есть. Звоню ведь.

— Верно. Как дела? Плывется?

— Согласно плану. С точностью до километра. Не важно. Слушай, я хотел задать тебе три вопроса.

— Валяй.

— Можно улыбаться до упаду?

— Второй?

— Можно выпрямить угол?

— Третий?

— Можно взять точку в кавычки?

— Ты об этом спрашивал Анджея, — ответил. — Да.

— Точно, забыл.

— Я подумаю.

— Я позвоню.

[Сидел за столом. Размышлял: что бы сейчас… «Что бы сейчас съесть? Пищу? Еду? Еду можно съесть?» Размышления прервали: стук калитки, шаги в сенях. На пороге появился Янек. Прислонился к косяку. В руке сумка.]

— Извини. Я знаю, мы уговаривались на воскресенье. Конесно, приду. Но я долзен задать тебе два вопроса.

— Я первый! У меня тоже два вопроса. Садись. Можно улыбаться до упаду?

— Мозно. Инаце: улыбаться во весь рот. Второй?

— Можно выпрямить угол?

— Мозно. Если мозно загнуть, то и выпрямить мозно. Рыба звонил?

— Да. Теперь ты.

— Ты все книзки из своей библиотеки процел?

— Нет. Библиотека не то место, куда складывают только прочитанные книги. Прежде всего это собрание книг, которые ты когда-нибудь прочитаешь, — когда охота придет или нужда заставит. Я, например, глядя на непрочитанную книжку, всякий раз испытываю угрызения совести. Второй?

— Я много цитаю. Всю зызнь. И все равно слиском мало. Я когда-то говорил. Пропуски, пробелы.

— Говорил.

— Ну да. Недавно засол в книзный. Помнис? Я говорил.

— Помню. Говорил. Вопрос?

— Недавно засол в книзный. Взял новую книзку. Был уверен, сто ее не знаю. Стал листать. Оказывается: знаю. Возмозно такое?

— Возможно. Ты всю жизнь читаешь. Сам говорил.

— Говорил.

— Вот именно. Во-первых: перед тем как открыть новую книгу, ты прочел много других, и там наверняка было что-нибудь из того, о чем говорится в новой. После такого долгого путешествия по текстам ты обнаружил, что даже эта, непрочитанная, книга — часть, извини за выражение, твоего умственного багажа. Ба, скажу больше: тебе вполне могло показаться, что она сильно на тебя повлияла.

— Показалось. Хмм.

— Погоди. Во-вторых: возможно, параллельно с тем, как ты достаешь книжки, смахиваешь с них пыль и ставишь на место, их суть через кончики пальцев проникает в твой ум.

— Хмм.

— И, наконец, в-третьих: когда переставляешь в нужном порядке очередные тома, не бывает такого, чтобы ты не заглянул внутрь; даже просто переставляя, прочитываешь там и сям по странице, сегодня одну, завтра другую, месяц спустя третью, пока наконец не прочтешь, пускай не подряд, большую часть книги.

— Спасибо. Старуска посла. Я был, когда она выходила. Садилась в вертолет. Я принес яйца, масло и молоко. Несколько дней ведь ницего не будет. У тебя есть зеленый горосек?

— Есть.

— Я сварганю омлет. Пес любит омлет?

— Я тоже. Ой, здорово. Я как раз раздумывал. Мы раздумывали. Пища.

[Сварганил. Съели.]

— Янек, приходи завтра во второй бар. Я заказал холодное и копченое мясо. Поедим, обсудим.

— Приду. Последний раз.

— Что это значит?

— С понедельника перехозу на вегетарианскую писцу. Хмм. Церез концики пальцев, говорис? Где-то я про это цитал. Пока.

— Пока, Янек. Я, кажется, тоже про это где-то читал. Вкусный омлет.

— Просце простого. До завтра.

[Погладил Пса и вышел. Смеркалось. Несмотря на распахнутые настежь окна, в комнате чем-то странно пахло. Неприятно. Цветок! Снял горшок с подоконника и вышел во двор. Черные, осклизлые и мягкие цвето-листья сильно воняли. Вырыл ямку у забора, рядом с горлицами. Вытряхнул содержимое горшка. Взял заступ, но что-то его остановило. Размер и свежий вид луковицы. Отделил ее от гнилья. Насыпал в глиняный чуть сужающийся книзу горшок черной земли. Закопал луковицу. Только после этого засыпал ямку. Отнес горшок в дом, полил водой из-под крана и поставил на подоконник в кухне. Точно на то место, где остался след. Сел за стол и закурил сигарету. Да. Завтра воскресенье. Последнее. А сегодня суббота. Тоже последняя. Послезавтра понедельник. Через открытое окно всматривался в начало ночи. Пес не всматривался. Спал. Загасил сигарету, выбросил гору окурков в мусорную корзину, вымыл желтую пепельницу и, досуха вытерев, поставил рядом с клавиатурой. Откупорил бутылку — добавил к композиции рюмку красного вина, бело-голубую пачку сигарет и зеленую зажигалку. Полный комплект. Красивая гамма. Пес спрыгнул с кресла, вышел во двор, через три минуты вернулся и вскочил на диван. Посикал. Шумел компьютер. Проехал поезд. «Забастовка закончилась», — подумал. Телефон.]

— Слушаю.

— Мачек? — услышал на удивление приятный женский голос.

— Да.

— Почему ты не принес маме цветов?

— Чьей?

— Нашей.

— У меня нет цветов, нет мамы, папы тоже нет. Ошибка.

— Мачек?

— Да.

— Это не ты?

— Я. Не тот.

— Простите. Поразительно, голос, имя. Простите.

— Почему цветы?

— День рождения.

— Сколько лет?

— Восемьдесят девять.

— Как вас зовут?

— Эльжбета.

— Как мою сестру.

— Поразительно.

— Поразительно.

— Простите.

— Ваш голос.

— Что?

— Нет, ничего. Кто такой Мачек?

— Брат. Ваш голос.

— Что?

— Нет, ничего. Простите. До свидания.

— До свидания.

[Положил трубку. Сел за компьютер и записал разговор в папку «Всё». Еще кое-что записал. Написал. Закончил около полуночи. Душ, стакан молока.]

— А теперь послушаем диск, — пробормотал.

[Сел в кресло. Первые такты его ошеломили. Пса тоже — он спрыгнул с дивана, сел на полу и начал душераздирающе выть. Ничего подобного еще слышать не приходилось. Отчаяние в чистом виде. Вскочил стремительно и выключил музыку.]

— Прости, — сказал Псу. — Больше никогда.

[Разломал диск на четыре части. Швырнул серебряные клинышки в корзину. Не мог успокоиться. Закурил. Пес лежал на полу. Дрожал. Через минуту прыгнул на кресло и зарылся в одеяльце. Повизгивал. «Блядь. Мать вашу… Мать вашу так и эдак». Ходил по кухне. Сел. Взял бутылку вина. Поднес к губам. Выпил. Пустую отставил. Тут же открыл другую. Replay. Встал. Лег на диван. Под одеяльцем было тихо. Закрыл глаза. Заснул. Кажется, заснул.]

[Проснулся на рассвете. Кажется, спал. На заре. Хороший свет. Рано. На диване лежал мужик и пялился в потолок. Видел себя. На кресле лежало одеяльце. Видел его. Слегка дрожащее. Одеяльце. Полные мисочки. Нетронутые. Вода, корм. Шшшшшшш. Принтер. Пускай печатает. Телефон. Вальдек заговорил. Пускай звонит. Перестал. Птицы. Вертолет. Поезд. Второй. В другую сторону. Машины? Еще нет. Слишком рано. Воскресенье. Затопека не слыхать. Dibre buty. Хорошие туфли. А ноги? Бесшумные, мягонькие. Сапоги-тихоходы. Пялился в потолок. В горле пересохло. Лучше всего вода с лимоном и сахаром. Или молоко. Ночью будет гроза. Скиснет. Влажная подушечка-думка. В одежде? Сандалии? Красивые носки. Сандалии и носки. Плюс костюм. Хорошее название. Не носки. Бандана? А. Да. Кап, кап, кап. Из ванной. Колено. Янек. Француз. Муха. Вторая, третья, четвертая. Четыре. Тр, гл, тр, гл, зууууу. Птица. Так громко? Да нет, вряд ли. Нет. Провода поют. Бензопила. Сосед с Горки заготавливает топливо в камин. Для камина? Дрова, щепки. Ладно, ладно — чурбачки. Летом? На зиму. Нет. Косилка. Косит. В воскресенье? Католик? Ну и что? Сушь. Приятный свежий денек, в горах шел дождь. В горах шел дождь. Старушка пошла. Янек нарисовал горы. Одеяло? Жарко. На пол. Долой постель. Постель к черту. Изжога. Сода? Фу. Ни за что на свете. Рыба поплыл. Лысая в Албании. Витек. Богатей раздает. Сполз с дивана. Бах во весь рост — зацепился за одеяло. На четвереньки. Вертикально. Руки на краю столешницы. Столешница стола. Ванная. Ваннааааааая. Гейпапарара.]