Владимир Очеретный - Незадолго до ностальгии

И всё же он не мог по-настоящему отдаться настоящему и вполне насладиться происходящим: Варвара вывалила на него целую гору невероятностей, каждой из них хватило бы на добрый час осмыслений и переживаний, и теперь его то и дело возвращало в только что отзвучавший разговор: окно… камень… не помнит…

— А знаешь, — произнёс он задумчиво, — если бы Давид не поразил Голиафа этим камнем, он бы ни за что не стал бы царём — так бы и остался на всю жизнь простым пастухом. Вероятно, для Эгоистов Lapis Davidis — даже не оружие, а нечто большее — Камень Власти. Они придают ему не только магическое, но и символическое значение, потому что власть так или иначе стремится к сакральности. Как думаешь?

— Точно, Киш! — тут же восхитилась она и даже остановилась, чтобы окинуть его изумлённым взглядом. — Какой же ты молодец! Ведь точно же! Теперь всё сходится! Я так и знала, что здесь должно быть что-то ещё — что-то самое главное, что можешь сообразить только ты!

— Сообразил я только благодаря тебе…

— Значит, мы — снова сообщники? — Варвара теснее прижалась к нему. — Как это здорово — быть сообщником с тобой!

— А я его даже не рассмотрел как следует!.. — выразил он запоздалое сожаление. — Какой он хоть был?

Вместо ответа послышался тихий смех.

Киш понял, о чём она подумала, и кивнул, подтверждая, что её догадка верна: — Я хочу увидеть Браслет!

— Очень-очень хочешь?

— Очень-очень! И если мы сегодня не доломаем диван, то на что мы тогда, спрашивается, годимся?.. Давай, будет считаться: если кто-то из нас что-то видел, то видели оба?

— Например, я хорошо разглядела камень, а ты Браслет, значит, мы оба разглядели и то, и другое? И если я побываю в Хубли-Дхарваде, а ты в Порту-Алегри, то будет считаться, что мы оба там побывали?

— Ага, — подтвердил он и вспомнил, что теперь нужно сообщить Варе об отъезде на Ностальгию, но решил сделать это позже, когда они, утолив первый голод друг в друге, будут безмятежно лежать, прислушиваясь к шелесту тополиных листьев.

В конце концов, теперь у них есть подаренное Варей окно, а это уже кое-что. Надо только договориться, в каких воспоминаниях им лучше встречаться, а для выхода на связь достаточно зайти в запрещённые вердиктом воспоминания. Со временем они, возможно, научатся чувствовать друг друга на расстоянии даже и без окна и заходов на запретные территории. В целом мораль их истории как раз в том и состоит, что им ещё многому предстоит научиться. Киш мучился, любит ли он Варвару, пока не открыл, что бьётся над ложной проблемой: он ещё толком и не умеет любить. И с Варварой произошло то же самое. Возможно, они не поняли бы этого, если бы не расстались и не почувствовали, что такое — потерять друг друга. Сейчас у них есть ещё один шанс научиться любить по-настоящему, и слава Богу, этот шанс — последний, потому что если думать, что попыток ещё много, то любить не научишься никогда. Поездка на Ностальгию, по-видимому, нужна как очередной урок любви — ведь если всё время быть рядом, не измеряя любовь расстоянием и временем, то никогда не узнаешь, насколько она велика.

И теперь, когда их складная история обрела мораль, она со всей неизбежностью становится не совсем настоящей, а значит, и они с Варварой — не совсем настоящие. В этом, собственно, и заключается общий смысл — до настоящих им ещё далеко. Как искусство существует в разных жанрах, по-разному препарирующих реальность, так и человек живёт в разных ментальных реальностях — знаний и новостей, фантазий и домыслов, воспоминаний и мечтаний, молитв и снов. Все эти реальности отличаются разной подлинностью, и в них так легко потерять своё истинное «я».

Вот и в их с Варварой жизни ещё слишком много разножанровых миров — выдуманных и полувыдуманных. Слишком много ложных целей и ценностей, суетных переживаний и никчёмной информации, увлечённости собой и желания нравиться другим. Им только ещё предстоит стать настоящими, и это напрямую связано с умением любить людей, а пока любовь каждого из них — лишь маленькое «лю». Открытие не сказать, чтобы радостное, но если частичное самозабвение Варвары действительно связано с тем, что она много занималась дементализованными, то вполне естественно, что их история — немного «грустная» и даже грустная. Такая, в общем, история…

Внезапно всплыло неважное:

— Твой Семён ко мне приезжал, — вспомнил Киш.

— Правда? — весело удивилась Варвара. — Зачем?

— Кто ж его знает? Может быть, для того, чтобы назвать меня Киш Нёвычем, а, может, просто хотел предупредить, что если я, трын-трын, к тебе стану подкатывать и надоедать, мне настанеттрын-трын-трын!

— Киш, не ругайся!

— Разве «трын-трын» — ругательство?

— Скрытое ругательство — ты ругаешься интонацией и произносишь нехорошие слова в уме.

— Вообще-то я просто цитирую.

— Вот чудак! — рассмеялась она. — Решил обо мне позаботиться! Видимо, счёл, что это его дружеский долг! Всё-таки он хороший друг!

«Надо срочно сходить в гости к Шедевру — будет знать, какими должны быть друзья, — напомнил себе Киш, радуясь тому, что может произнести эти слова в уме, без озвучивания. — Хотя… если этот Семён сумел подружиться с Варварой, значит, он совсем не так уж и плох?..»

— Огнешка приезжает послезавтра, — в свою очередь сообщила Варвара.

— Правда? — приятно удивился он. — Вот здорово!

— Я ей не говорила, что мы расстались, так что для тебя скопилась куча Огнешкиных приветов — только не спрашивай, когда я собиралась их передавать… И да: с же-ни-хом!

— Наконец-то!..

— Надо будет придумать для них что-нибудь интересное — из угощения и вообще. Я хочу, чтобы Огнешкин жених в России полюбил Огнешку ещё сильнее! У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Что-нибудь придумаем, — Киш убеждённо кивнул головой. — Ты приготовишь для них свою фирменную «Иван-да-марью» и «Жену Цезаря», а я бы мог…

Так, обнявшись, они шли и разговаривали — люди с единой тенью, которую оба не замечали, потому что шли навстречу солнцу.