Алан Араменко - Диван для Антона Владимировича Домова

— Правда?

— Да, я дам ему на время, — Домов подошел к Евгению и просто насильно всунул холодное оружие ему в трясущиеся руки. — Пока вы ждете меня. И ни один демон не осмелится подойти.

— Хорошо, — согласилась девочка и легкими шагами приблизилась к растерянному Жене.

Антон довольно выдохнул, хоть и удивился столь легкой победе.

— Я скоро, — сказал он, выходя. — Обещаю.

Женя растерянно смотрел на свои ладони, в одной из которых лежал пистолет, а в другой изящный узкий метательный нож. Замусоренный этим бредом, окружившим его, мозг мальчика отказывался работать продуктивно. Парень соображал очень туго, если вообще соображал. Действительность была столь нереальна — со сбежавшим из института ученым, с этим странным Антоном, с этой малышкой, что прижималась к нему, с этими непонятными агрегатами и реактивами! Ему казалось, что он сошел с ума и это лишь его болезненный вымысел. Что на самом деле он сидит в той самой больнице, что видна из окон его квартиры. И медсестры дают ему нейролептики. Или что он лежит дома на своей тахте и видит этот диковинный сон. И даже тяжелый металл в руке представлялся ему вымышленным.

Ненависть, та самая ненависть, что вела его все это время, заставлявшая его забывать обо всем, заставлявшая его действовать, отчего-то испарилась. Та, что лишь одним фактом своей жизни делала его несчастным, почему-то теперь нравилась ему. Ее кроткий взгляд, ее хрупкое тельце, ее красивое, все еще по-детски славное, но уже юношески привлекательное лицо, все ее существо вызывали в нем вовсе не желание убивать — нет. Они вызывали в нем поистине братские чувства. Глядя на ее страх, на ее дрожь, он хотел защитить ее, а вовсе не растерзать, сделать ее счастливой, а совсем не уничтожить. И все же… все же он знал, кто на самом деле была та, что рядом молча переминалась с ноги на ногу.

Он знал все. Но ничего не понимал!

Отчего? Отчего он ненавидел ее?! Эту прелестную малышку с большими глазами и мягкими, как шелк, волосами.

Отчего? Отчего он не ненавидел ее?! Этого демона, рожденного лишь с единой целью — нести за собой смерть.

Ступор, охвативший его, словно сковал все тело Евгения. Неестественно напряженный, он еле дышал, внутри разрываемый противоречиями, и, сам не замечая, порывисто слегка покачивался из стороны в сторону, вытянутый как по струнке, как будто все мышцы слились в одну единую.

— Демоны не придут, пока у тебя нож, — сказал тоненький голосок рядом с Женей, но он повернул голову не оттого, что отреагировал на фразу, а просто как на что-то постороннее, как на жужжание мухи над ухом. — Не бойся!

Кири положила тоненькую кисть ему на плечо, отчего парень вздрогнул, будто только лишь одно это прикосновение вернуло ему ощущение реальности.

— Я боюсь не демонов, — сказал он сиплым голосом.

Девочка улыбнулась.

— А кого?

— Охранников, или ученых, тех, кто придет сюда поймать нас, — признался Женя.

— Людей?

— Да.

— Ну их-то уж точно тебе бояться не следует.

— Почему?

— Потому что с ними справлюсь я…

Антон целенаправленно шел к кабинету Григорьева, следуя по карте, любезно предоставленной Соколовым-младшим.

Выйдя от Евгения и Кири, Домов пребывал в состоянии легкой злости и раздражительности, потому что время шло, двери и коридоры на его пути кончались, а Таня, ради которой он и согласился на это, не обнаруживалась. Но именно из-за того, что он, будто раззадоренная мегера, врывался в каждую комнату по пути, Тоша быстро потерялся в этих заковыристых поворотах Отдела Генетических Аномалий. Однако заставив себя остановиться и успокоиться, что всегда выходило у него на ура, он быстро разобрался в своем месторасположении и прочертил в мозгу наиболее короткий путь к Василию Ивановичу, у которого и решил узнать, где держали Татьяну, ибо поиски ее в каждом углу весьма утомляли и уже начинали надоедать.

Серое нутро ОГА, затемненное ночной дремотой, с длинными, как кишка, коридорами, с блестящими металлическими ручками, бесконечными кнопками, и при этом советских времен потолком и полом, покрытым старым, протоптанным и оттого мутным мрамором, создавало картину угнетающую и давящую. Будто ты пришел к стоматологу, и, в предчувствии долгого сверления, бродишь по поликлинике в поисках своего мучителя. И ты знаешь, что не хочется тебе с ним встречаться, но и понимаешь, что нужно с ним встретиться.

Вот и Антон шел к Григорьеву без воодушевления. Ему все опостылело, и единственным желанием было поскорее покончить со всем, оказаться дома и позабыть происходящее, но мысль, что иначе Таня так и останется в этом проклятом месте, а его усилия окажутся напрасными, заставляла его продолжать.

Наконец заветная цель показалась на горизонте. Домов без секундного размышления отворил вожделенную дверь — чем скорее, тем лучше!

В кабинете горел тусклый свет от настольной лампы с персикового цвета старинным абажуром, окрашивая дорогую мебель из темного дерева в приятный теплый тон. На противоположной от двери стенке во всю ее длину протянулся огромный архив, забитый папками, бумагами, книгами. Рядом с ним висели две белые доски, исписанные формулами. Из прикрытого жалюзи открытого окна задувал свежий ветерок.

В углу у окна лицом к улице стояла высокая стройная фигура.

— Василий Иванович Григорьев, полагаю, — спросил Тоша, не желая терять времени.

— Неправильно полагаете, — послышался приятный баритон, и силуэт развернулся.

Домов ощутил, как внутри все его мышцы напряглись, как он, не успев даже сообразить что к чему, приготовился к схватке. И только секундой позже понял отчего — на него смотрели эти глаза. Да, те самые, что он так хотел увидеть вновь.

«Мое тело быстрее, чем мой разум!» — улыбнулся Антон про себя.

— Что ты здесь делаешь, и где Григорьев, — спросил он.

— Неужели вы считаете, что мы настолько наивны, чтобы позволить вам вот так просто и беспрепятственно подобраться к институту? Да еще и встретиться с Василием Ивановичем? — ответил его собеседник с ухмылкой.

Он был одет в строгий черный костюм — это несмотря на невыносимую жару! — и светлую рубашку, что, как обычно, сидели на нем идеально. Его светлые волосы опять лежали волосок к волоску — будто принадлежали манекену, а не живому человеку, но при этом выглядели чрезвычайно естественно. Этот образ чистюли выводил Тошу из себя.

— Зачем же позволили? — спросил он.

— Затем, чтобы с помощью вас быстро выйти на Соколова.

— Ага, самому сложновато, видимо…

— Я бы сказал — больше мороки. С вашей помощью все будет гораздо быстрее.

— Я помогать не собираюсь.

— Ваше мнение по этому вопросу вряд ли будет учтено.