Алан Араменко - Диван для Антона Владимировича Домова

— Не надо! Не…

— Молчи! — приказал он низким, гортанным голосом.

И она уже не могла ему противиться…

Его пальцы срывали одежду с ее тела, а губы впивались в плоть, словно он не целовал ее, а желал выпить эту прельщающую его жизнь, так бурлившую в ней. Выпить всю, до капли, не оставив в этом сосуде, так возбуждающем его, ничего, лишь оболочку, пустую и умерщвленную. Словно это и было его естеством, словно этого и требовала его суть — поглощать жизнь, оставляя за собой лишь погибель. Требовательно и бескомпромиссно он продолжал свою игру, и все, что ей оставалось, — следовать за ним, слушаться этих сильных, мощных движений, покоряться, при этом все же не отступая.

И боль, невиданная до этого боль, пронизавшая ее тело все насквозь, и жар, в котором они оба горели, превращались в горькую, но усладу, обращались в какое-то ужасное, какое-то отвратительно непотребное и совершенно пугающее, но все-таки наслаждение…

Нина проснулась, когда часы на стене показывали девять ноль три. За окном было пасмурно и сыро, но дождем не пахло, а наоборот, какой-то вязкий, густой, затхлый воздух заполонил все вокруг, оставляя повсюду тяжелое ощущение повышенного давления. Хмурые тучи сгустились и нависали над городом так низко, что казалось, будто небосвод вот-вот рухнет на землю. Серые стены их еле освещенной комнаты создавали еще более унылый вид. И утро не представлялось добрым.

Антон стоял у подоконника, как и вчера ночью, только на сей раз его взгляд был направлен не на нее, а на улицу, по которой изредка пробегали суетливые прохожие, одетые как один в черное, будто клоны, — ни одного яркого пятна. Рядом с парнем сидели Кири и кошка. Обе не напрямую, но как будто льнули к нему. Нина почувствовала неконтролируемый и необъяснимый укол ревности. В голове тут же вспыхнули воспоминания прошлой ночи. Она покрылась румянцем и, потупив глаза, с удивлением заметила на своем теле темные отметины. Мельком осмотрев себя, она нашла на руках и даже на теле пару весомых синяков, — Тоша совершенно точно не был нежен.

Домов повернулся как раз в тот момент, когда она изучала свои любовные раны, отчего та еще больше смутилась.

— Наконец, — сказал он спокойно. — Вставай, мы едем к Кондрату Алексеевичу.

От подобного равнодушного обращения после того, что он вытворял вчера, девушка почувствовала ком в горле. Ничего не сказав, она, горя от стыда и обиды, схватила одежду, повешенную на спинку кровати, и отправилась в ванную, шлепая по полу босыми ногами, на которых ее пальчики так сильно сжались, словно тоже стыдились воспоминаний и прятались.

Антон заметил ее смущение, но не придал этому никакого значения, словно и правда не помнил о том, что было ночью. С виду совершенно ко всему равнодушный, он потянулся, зевнул, посмотрел на Кири. Та улыбнулась. Она не чувствовала напряжения, витавшего в воздухе после пробуждения соседки. Для нее оно, может, и вовсе не существовало. Вдруг ее светильник снова замигал, что заставило девочку всполошиться, отчего потревоженная кошка недовольно спрыгнула с подоконника, вильнув при этом хвостом так, чтобы задеть хозяина посильнее, так как она как раз неловкие и тяжелые ситуации — которые ее безмерно раздражали — отсекала без проблем.

Тоша отправился к сумке и достал оттуда запасную лампочку. Девочка радостно потрясла руками, изображая, видимо, то, что она хлопает в ладоши. С занятыми руками это выглядело забавно. Домов не мог не улыбнуться.

— А сегодня будут пирожки? — поинтересовалась малышка, когда тот откручивал вышедший из строя источник света.

— Если хочешь, то да, — ответил Антон и повернулся посмотреть на Нину, вошедшую в комнату.

Девушка уже переоделась и умылась. Полотенце в их номере присутствовало только количеством одна штука — хорошо, хоть так! — но так как вчера она использовала его, когда промывала рану Антону, то теперь невытертые капли все еще стекали по волосам и краям ее круглого белокожего лица. Она выглядела растерянной, но одновременно собранной.

— Выезжаем, — сказал Тоша, и та согласно кивнула.

От стекол машины отражались убегающие деревья и столбы. Серое воплощение дня давило на сознание и лишь усугубляло хмурое настроение. Похолодало. Ни у кого не было ничего теплого, а очень хотелось чем-то укрыться. В приоткрытое, чтобы стекла не запотевали, окно врывался порывистый колючий ветер и шум улицы, еще больше холодя.

Нина съежилась почти в комок, сидя там, сзади, и глядя, как Антон уверенно и четко ведет свою машину к цели, ни на что больше не обращая своего внимания. Она дрожала, и ее кожа покрылась мурашками. И это только еще больше расстраивало девушку и злило. Краешком глаза она иногда следила за Кири, которая, держа свою шкатулку и лампу, как-то умудрилась обнять коленки своими тоненькими ручками. Эта беззащитность и детское поведение бесили ее.

В очередной раз бросив взгляд на соседку Домова, Нина увидела, как та поежилась. Тоша тут же закрыл окно и включил печку. От этого девушка чуть не вскрикнула. Она совсем околела на заднем сиденье, обдуваемая ветром и терзаемая воспоминаниями, — он не мог не заметить в зеркало заднего вида! — но ничего не менялось. А вот стоило этой малышке лишь намекнуть на то, что она замерла, и тот бросился все исправлять! Аки принц в латах!

Но это она, а не эта мисс невинность, вчера услаждала его! Это ее тело он сжимал вчера в своих объятиях. Ее губы касались его кожи. Это она отреклась от разума и отдалась черной, бездонной страсти… Отчего?! Отчего тогда он ведет себя сегодня с ней, как с чужою?!

Разрываемая ревностью, взявшейся так резко и из ниоткуда, она решительно ото всех отвернулась, уставившись на скучный и унылый пейзаж. Однако, казалось, совсем не видела тех объектов, что проносились перед ее глазами, потому что все еще словно глядела в те черные глаза, что во мраке блестели так греховно и притягательно.

Шоссе, по которому они должны были добраться до назначенного места, оказалось временно закрыто из-за строительных работ, а дублирующее его было так забито транспортом, что в итоге в подмосковный городишко, в котором и находилась учебная база «Seven», они прибыли уже под вечер. Да к тому же неожиданно выяснилось, что в этот день у всех нормальных людей был выходной, так как сегодня — воскресенье. Так что нашим героям пришлось вновь устраиваться на ночь.

Вариантов, где завалиться до завтра, было немного, и раз уж выбирать не приходилось, они остановились в первой же попавшейся им на глаза гостинице.

Администраторша средних лет с таким лицом, какие обычно принадлежат безумным сплетницам, внимательным взглядом проводила Антона и его двух подружек, одна из которых отчего-то тащила с собой животное, разрываемая жутким любопытством и желанием позвонить подруженции, дабы поделиться рабочими новостями. Тот подлил масла в огонь, схватив, прежде чем скрыться из виду, Кири за плечико одной рукой, а Нину за попу другой.