Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

Взгляды мужчин с самого начала были скептичными, холодными, ироничными, женщины же глядели доброжелательно, с одобрением.

— Вы оптимист, господин Буридан.

У лысого, с порочными чертами лица, украшенного очками в золотой оправе, дяди Эбергарда был, как подобает адвокату, звучный голос.

— Господин Беккер, человек, который начинает с нуля, обязан быть оптимистом.

Ответ понравился всем, он это почувствовал, но слишком уж радоваться не стал, симпатии — вещь капризная, точно как немецкая весна, когда они выехали из Берлина, светило солнце, а когда сошли с поезда в Николасзее, уже лил дождь, так что, если б им не выслали навстречу автомобиль (прокатились впервые в жизни!), все трое, маленький Герман в том числе, промокли бы до нитки.

— Значит, вы считаете, что Россия скоро опять будет доминировать в Европе, как во времена Николая Первого?

Старый Беккер словно пытался разгадать трудную загадку.

— На такой вопрос я ответить не могу, — признался Алекс. Он немного поразмыслил. — Я думаю, это зависит от Витте. То есть от того, останется он на своей должности или нет.

Возникло небольшое замешательство, женщины вообще не поняли, кого он имеет в виду, на лицах дядей тоже появилось особенное глупое выражение, каким иногда даже очень умные люди реагируют на что-то незнакомое, и только старый Беккер сохранил полное спокойствие. Он произнес по-немецки фразу, которую Алекс понял целиком:

— Витте — министр финансов России, толковый мужик.

— Почему вы так думаете? — спросил Алекса Эбергард с ноткой недовольства в голосе.

Алекс почувствовал, как у него вспотели руки.

— Когда я начинал свое дело, мне нередко приходилось туго из-за того, что рубль был страшно неустойчив, никто не знал, что сколько будет стоить завтра или послезавтра. Витте привязал рубль к золоту и проделал это так ловко, что даже цены не поднялись. Теперь у меня в банке «матильдоры» и «виттекиндеры», и я спокойно высчитываю, откуда какой прибыли могу ожидать, мне не надо нервничать, как раньше. Вести дела стало куда легче, результаты становятся лучше, и не только у меня.

Марте пришлось объяснять, что такое «матильдоры» и «виттекиндеры». Родня опять стала что-то между собой обсуждать, старый Беккер даже заспорил с Эбергардом.

— О чем они? — шепнул Алекс Марте на ухо.

Общение с тестем и тещей подействовало на его немецкий язык благотворно, но слов для диспута на экономические темы ему все-таки недоставало.

— Дядя Эбергард считает, что экономика — материя объективная, от одного человека, будь он хоть министр, мало что зависит. А дедушка напомнил ему о Бисмарке.

Адвокат, наверное, хотел, чтобы его слово всегда оставалось последним, он повернул свой широкий лоб, могучий подбородок и большой нос — последний был кажется фирменным знаком Беккеров — в сторону Алекса.

— Россия, конечно, богатая страна, много золота и прочих полезных ископаемых, просторные поля, плодородные почвы, но у вас очень отсталый народ. Дети крепостных еще наполовину рабы, по крайней мере внутренне, капитализм же предполагает самостоятельную личность.

Алекс кивнул.

— Это верно, более того, у нас не только отсталый народ, но и устаревшая техника. У крестьян до сих пор нет хороших сельскохозяйственных машин, заводы их производят мало, те, что есть в продаже, дороги, народу они не по карману. Но ситуация может измениться, поскольку Витте недавно отменил таможенные пошлины на импорт сельхозтехники.

Когда Марта перевела его ответ, Алекс краем глаза заметил, что рыжая двоюродная сестра Сильвия наклонилась и шепнула что-то на ухо своему мужу.

— Да, сегодня это так, но завтра, возможно, опять начнется таможенная война и появятся двойные пошлины, — вмешался в беседу похожий на денди двоюродный брат Марты Фердинанд, биржевой маклер, опустошавший один бокал пива за другим. — Нашим императорам надлежало бы заключить союз, как в былые времена, тогда экономические отношения стали б стабильнее. Но ваш Николай почему-то флиртует с французами. А ведь у него жена — немка.

Алекс разволновался.

— А почему Германия остановила Россию, когда наша армия была в двух шагах от Константинополя? Разве мусульмане вам большие друзья, чем православные? Вот откуда пошли наши раздоры.

Он обсуждал эту проблему с Арутюновым, тот часто ездил в Константинополь, вел дела со своими соотечественниками, тамошними коренными жителями, армянами, страдавшими под жестоким гнетом турок.

Ответ Алекса вызвал у родни общее оживление. Не только Эбергард, но и немногословный дядя Теодор, врач по женским болезням, казалось, хотел что-то сказать; но старый Беккер заставил всех замолчать.

— Господин Буридан, а вы знаете, кто финансирует строительство железной дороги из Константинополя в Багдад? Дойче банк. Как вы думаете, было ли бы это возможно, если б русские захватили Дарданеллы?

Алекс впал в замешательство.

— Неужели железная дорога так важна, чтобы из-за нее ссориться с друзьями?

— В политике нет друзей. Политика — это непрестанная борьба за благополучие своего народа. Не победишь ты, победят другие. Посмотрите на Англию, какая она богатая и могущественная! Благодаря чему? Благодаря колониям. Багдадская железная дорога дает немцам шанс добраться до Индии и наступить англичанам на пятки.

В Алексе проснулось любопытство.

— А как эта железная дорога дойдет до Константинополя? У вас же нет с Портой общей границы.

Старый Беккер не успел ответить, его опередил двоюродный брат Марты Константин, студент с бледным лицом.

— Нет, так будет.

— Каким образом?

— Если два немецких государства, Германия и Австрия, захотят, для них не будет ничего невозможного, ни на востоке, ни на западе. Конечно, это займет немало времени, но когда-нибудь великая Германия будет простираться от Эгейского моря до Финского залива.

Алекс был потрясен — ну и аппетиты у немцев! Правда, выпад Константина вызвал, кажется, разногласия и среди Беккеров.

— О чем они опять? — шепнул Алекс.

— Дядя Теодор говорит, что это глупость, ибо означало бы войну с Россией, Константин же полагает, что война в любом случае неизбежна. Он утверждает, что Восточная Пруссия и балтийские герцогства должны быть присоединены к Германии, Польше же можно оставить статус вассального государства.

— А ты спроси, они революции не боятся?

Хуго часто говорил, что немецкие рабочие самые образованные и потому будут первыми, кто начнет революцию, нужен только внешний толчок, но Беккеры, видно, точку зрения свояка не разделяли; ответить взялся худой, напоминавший тестя Карла дядя Теодор. Он поднял бокал с пивом и сделал вид, что изучает золотистый напиток, потом сказал философически: