Элис Петерсон - Другая Элис

— Элис, у вас все в порядке? Вы давно уже здесь сидите. Просто мне надо уйти.

Мне хотелось провалиться сквозь пол. Я открыла дверь.

— Я плоховато себя чувствую, меня мутит. Не знаю, что на меня нашло. — Симулянтка. Жалеешь себя.

— Должно быть, поздно легли спать, — пошутил он. Если бы! Я уже целую вечность не была на вечеринках.

— Можно я пойду домой? Сегодня от меня все равно никакой пользы, — попросила я.

И вот я сидела в кабинете доктора Бакли и ждала его возвращения. Когда он беседовал со мной, его срочно вызвали в отделение. Я поглядывала на свою историю болезни. На обложке стоял штемпель «Конфиденциально». Но ведь это моя история. Что они могли скрывать от меня? Я схватила папку. Из нее выпало письмо.

…Элис приятная девочка, она не пьет и не курит… тридцать процентов людей, заболевших артритом, полностью выздоравливают в течение нескольких лет.

Я уверена, речь идет обо мне. Мой артрит пройдет.

…у шестидесяти процентов продолжаются вспышки с болью и тугоподвижностью, но они могут вести почти нормальную жизнь.

Не я.

Но я боюсь, что эта несчастная девочка относится к последней группе, тем десяти процентам, ревматоидный артрит у которых такой суровый, что может вести к инвалидности…

У меня остановилось сердце. Я еще раз прочла эти строчки. Сунув письмо в папку, я схватила сумочку и вышла из кабинета. В приемной сидели унылые фигуры — пожилая леди с палочкой, мужчина в инвалидном кресле, мать с малышом, ножки которого были закованы в шины. Я не хотела быть среди них. Я прошла мимо, выскочила в коридор, покинула отделение. Я больше туда не приду. Мне страшно.

— Мы уже знали, — спокойно признался папа, когда я рассказала ему о письме.

— Что ж, спасибо вам, что сказали об этом, — заорала я.

— Это было еще до твоих экзаменов. Тогда мы не могли сообщить тебе. Хотя, может, и надо было, не знаю… — Папа огорченно покачал головой.

— Несчастная девочка. Боль. Инвалидность. Это не про меня, — взбунтовалась я, кипя злостью. — Откуда они это знают уже сейчас? Почему они так уверены? Я не приятная девочка. Ненавижу это слово! А еще я пью и начала курить. Видишь, ни черта-то они не знают!

— Элис, успокойся, — строго одернула меня мама. — Мы поступили так, как считали лучшим в то время.

— Успокоиться? Зачем? — в отчаянии закричала я. — Вы должны были мне сказать!

Я выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

Я должна пойти другой дорогой.

Я не позволю себе быть такой.

Друзья присылали нам с мамой информацию об альтернативной терапии, целителях, диетологах…

— Ты пробовала коралловый кальций? Его собирают на коралловом рифе возле японских островов Окинава и Токуносима, — сообщила одна наша знакомая.

— «У моего деда был артрит большого пальца на руке, и диетолог посадил его на диету из сырых овощей. Вообще ничего не есть, только овощи…» «Тебе надо пойти к Мо-Мо, целителю из Югославии. Он сделает пасы над тобой и разблокирует твою энергию…» «Удали изо рта все пломбы, даже зубы выдерни, если надо. Тебя отравила ртуть. Я знаю суперспециалиста, который это сделает…» «У моего мужа был артрит, так он сажал на себя пчел, чтобы они жалили; пчелиный яд творит чудеса». «Бабушка купалась в соли Мертвого моря, ты можешь купить ее в аптеках сети «Бутс». Ты была когда-нибудь у духовного целителя? Ходила в церковь на исцеляющие службы?» «Ты пробовала таблетки «стресс и тревога»? Их принимают по шесть штук в день…» «Сельдерейные таблетки — вот ответ на все болезни». «Магнитотерапия хорошо помогает».

Вскоре я уже носилась повсюду, словно безголовый куренок, отыскивая самые туманные снадобья и самых диких целителей. Я больше не хотела пить таблетки, которые не лечили меня, а лишь вызывали тошноту. Я упорно искала что-то другое, что могло бы мне помочь.

— Привет, я Альберт.

Вид у него был странный, он словно одевался в конторах «Оксфам» [12] Международное объединение из 17 организаций, работающих в более чем 90 странах по всему миру; цель деятельности — решение проблем бедности и связанной с ней несправедливости во всем мире. — на нем был коричневый свитер ромбами, светло-серые расклешенные штаны и удобные башмаки «Кларкс». Неловкое молчание. Церковь была в это время пуста.

— Я невольно обратил внимание, как вы прошли вперед, — проговорил он потом. У него было плоское лицо, маленькие голубые глазки и крошечный рот. — Сам я целитель. Почему вы пришли сюда?

— У меня ревматоидный артрит. — Этот человек немного меня заинтересовал.

— Ужасно, немыслимо, — добавила Софи. — Она играла в теннис, но ревматоидный артрит такой страшный, что теперь она больше не может играть.

— Вам повезло, что у вас такая заботливая подруга, — улыбнулся Альберт. Его маленький рот приоткрылся, обнажив пятнистые от никотина зубы. — Я могу сказать, что вы очень близки, я прав?

Мы покивали.

— В свое время я с большим успехом исцелил многих. Если вам это интересно…

Вечером мы с Софи говорили об этой встрече. Если он сказал правду, что мне терять?

Альберт сидел за угловым столиком ресторана с газетой и кофе. Все в том же свитере с ромбами и серых брюках. Он рассказал о себе. Когда-то он был популярным журналистом и всегда был предан церкви. Он уверен, что обладает даром целительства. «Я жил некоторое время в Лурде…».

— Где было Явление Пресвятой Девы Марии? — уточнила Софи.

— Правильно. Там случилось что-то таинственное. Незнакомый человек провел ее сквозь толпу прямо ко мне. Она посмотрела мне в глаза и надела кольцо мне на палец. — Он показал нам серебряное кольцо на среднем пальце. Оно было узкое, и с обеих сторон от него бугрилась плоть. — С тех пор я больше не мог его снять. Я считаю, что это особенный знак, вы согласны? Она сказала мне, что я наделен замечательной целительной силой. Между прочим, — добавил он, чуть помолчав, — я никогда еще не был в Хэмпшире. Что-то позвало меня сюда. Вы понимаете, о чем я говорю?

Мы условились встретиться с Альбертом через несколько дней.

Сидя в своем отельчике, мы удивлялись, как это он мог позволить себе жить в такой роскоши, в то время как одежонка на нем была, прямо сказать, жалкая.

— Я предупредил персонал, что ко мне придут две хорошенькие девушки и что за этим не кроется ни намека на секс, — щебетал Альберт. — Дело в том, что я не хочу, чтобы у кого-то появились неверные мысли. Людям ведь только дай повод посплетничать, вы же знаете…

Мы с Софи таращили на него глаза.

— Целительство тесно связано с приятием, согласием, — начал он, тут же метнулся к стойке администратора и, запыхавшись, вернулся к нам. — Если я буду стараться бросить эту бумажку в урну, я точно не попаду в нее. — Он скомкал листок бумаги и бросил его в корзину. — Вот видите, я промахнулся, — с улыбкой сказал он, поднимая бумажку с пола. — А теперь, если я брошу эту бумажку, не стараясь попасть, она окажется в корзине. — Он бросил ее через плечо. — Видите?