Маргер Заринь - Фальшивый Фауст

Маргарита с дрожью в сердце считала часы… Два… Три… Сейчас все должно решиться.

Госпожа начинает собираться. Не забывает прихватить серебряные туфельки, Кристоферу они очень нравятся… Половина четвертого.. В коридоре раздается вялое шарканье. Маргарита гасит свет и застывает. Мимо! Обычная магистрова ночная прогулка, по четыре-пять раз в нужник и обратно. Хотя по вечерам он не употребляет жидкости, организм знает свое дело: течет да течет, а сам он все сохнет и сохнет. Захлебываясь и шипя, низринулась в ватерклозете вода, шарканье удаляется в сторону кабинета.

— Святая Мария, — шепчет Маргарита, — и чего это ему не спится?

Она считает часы… Четыре… Половина пятого… В пять она рискует высунуться в коридор и подкрасться к дверям кабинета… Слава богу — заснул. До Маргариты доносится знакомый скрип зубов и неистовое всхрапывание — услышишь невзначай, станешь заикой. Верный признак, что сон магистра глубок, теперь уже никто не разбудит его до утра.

Маргарита берет пальто и сумку, отпирает входную дверь, с оглядкой спускается по лестнице, выбирается на улицу и с облегчением переводит дыхание… Спасена! Солнце уже встало, в воздухе разлита легкая прохлада, молочники катят по улицам тележки с молоком, дворники подметают тротуары и с любопытством глядят вслед госпоже, которая спешит с ношей и пальто на руке… Ку это ее так несет? Видать, на ранний поезд… Экая фидрилла!

Маргарита знает: Кристофер спит. О том, что собирается бежать сегодня ночью, она не обмолвилась ни словом, опасалась, что безумец надумает ее встречать и сгоряча, или, как говорится, в за́рях, чего-нибудь да натворит, поведение лопоухого никогда нельзя было рассчитать заранее.

Сейчас госпожа преподнесет ему сюрприз. Время — половина шестого, судно отвалит в двенадцать — значит осталось целых семь часов… Они пересидят их здесь в темной клетушке на улице Акас.

— Милый… — шепчет Маргарита, подойдя к его постели. Кристофер спит, свернувшись калачиком, ладонь под щекой, дышит глубоко и тихо. Милый (господи, до чего он еще молод!)… Маргарита открывает черно-красную торбу, вынимает связку жемчуга, золотой браслет, обручальное кольцо, круглое украшение с брильянтом (кстати, его госпоже подарил секретарь посольства!) кладет рядом с постелью.

— Лопоухий, — трясет она спящего, — лопоухий! Достаточно ли нам этих даров, пока я найду работу?

Кристофер продирает глаза, видит Маргариту, хочет встать, но она не дает.

— Я всю ночь глаз не сомкнула, — говорит она. — О боже, как мне хочется спать. Все опасности позади. Я твоя раба.

«Раба» раздевается и ложится рядом со своим медведем. Они спят, обнявшись, блаженные. Как легко все устроилось! Кристофер поражен. Ей-богу, он родился в рубашке. Музыкант замечает рассыпанные на полу драгоценности и говорит:

— Вот этого тебе не следовало забирать.

— На них мы купим рояль, — говорит Маргарита. — Этакий черный лакированный роялище «Стейнвей». Я хочу слушать, как ты будешь играть или сочинять музыку… Тебе придется ужасно много работать.

— Хорошая, хорошая моя…

Так они засыпают, счастливые, просветленные. Солнце поднимается все выше и выше, на улицах начинают грохотать кованные железом телеги ломовиков, то и дело падают, гремят молочные бидоны, приставные лесенки, ящики, из шахты двора несет дешевым оливковым маслом и кислой капустой, запашок, прямо скажем, препоганый, но счастливцы его не замечают — им снится забавный сон, и во сне они видят друг друга.

Буквы «П.П.П.» превратились в слова Pardoner, Poticary, Pedlar — мусорщик, аптекарь и дворник. Это комедия Хейвуда, вернее, моралите, каковую наш театр Earl of Leicester Men показывает во внутреннем дворе дворца графа Пембрукского Вильяма Херберта. Я играл аптекаря, который на самом деле был замаскировавшимся бесом. Кендел изображал собой мусорщика, бедного монаха из ордена нищих, который вызволил из преисподней и вернул дворнику его распутную жену. Содержание на редкость аллегорично, но это так, к слову…

До вчерашнего вечера я убивался в безутешном горе. Мери укатила в Лондон и не возвращалась целых три недели. Я знал, что она понеслась в очередной раз к Вильяму, накажи бог эту шлюху, развратницу и потаскуху из Джевсворта. Однако сейчас она снова у меня, божественная, сладкая, нежнейшая… И я не испытываю ни малейшей ненависти, читая 128 сонет Шекспира, в котором мой друг и приятель воспевает Мери Фитон, играющую пьесу для вирджинала примерно в таких выражениях: «Обидно мне, что ласки нежных рук ты отдаешь танцующим ладам».

Знаю я также, кто является прообразом Шекспировой Клеопатры. Тем не менее со вчерашнего дня это больше не имеет для меня никакого значения: черная Мери снова моя! Ночь накануне мы провели в одной гостинице, в одной комнате, в одной постели, ибо она выдает себя за отрока и носит мужскую одежду. Женщинам в пуританской Англии играть в театре возбраняется, поэтому сей веселый малый считается extemporally нашей труппы. Я спрятал ее в дворцовой галерее, на коей висит надпись — Upper Stage. Это помещение — часть сцены, дворцовой челяди вход туда заказан, потому как мы там переодеваемся. Граф Вильям Херберт, однако, на вчерашнем спектакле что-то расчухал. Наша труппа показывала «Испанскую трагедию» Кида, и в исполнительнице Белимперии, дочери Кастильского герцога (которую играла моя возлюбленная), граф Пембрук учуял-таки женщину.

Перед спектаклем я, весь в мыле, тщился запихнуть очаровательный торс и восхитительные округлости Мери Фитон в корсет. Видать, не сумел. Две недели кряду роль Белимперии играли отроки из Олдгейта, плоские, как рыбья кость, шкеты, поэтому перемена так разительно бросалась в глаза. Граф Вильям Херберт после спектакля вломился в уборную (к счастью, Мери уже отбыла в гостиницу) и пригласил всех сегодня на ночь к себе дворец. В том числе и актера, игравшего дочь Кастильского герцога, в котором граф учуял женщину. Непременно и его тоже!

Весь остаток дня я уговаривал Мери бежать вместе со мной в Депфорт: контракт с Earl of Leicester Men кончился, мы свободны, как птицы. Гостить у Пембрукского графа вместе с Мери означало вляпаться в немыслимую историю: Вильям Херберт не пропускал мимо ни одной красивой женщины. На сей раз вельможный граф не посчитался бы с узами благородной дружбы, которые связывали его с Марло, лорд привык удовлетворять свои желания, на то он и лорд. В Депфорте живет крестная Мери, там мы нашли бы приют, пока не подыщем другую труппу комедиантов.

После спектакля мы поссорились: Мери все-таки тянет во дворец! Черная Мери никогда не имела любовника лорда, это я знаю достоверно, так что сейчас она не прочь его завести, боже, покарай эту шлюху, развратницу и потаскуху из Джевсворта! Выручили меня Джон Перкин, клоун Роберт Вилсон и Кендел. Мои дорогие коллеги и Leicester Men силой завернули Мери в шубу, запихнули в извозчичью кибитку, и теперь мы, счастливые, едем в Депфорт.