Мария Воронова - Ухожу от тебя замуж

А главное – это родители. Как от них уехать? Как оставить одних? Чтобы они видели внуков раз в год, если, конечно, допустить, что такой старый человек, как Герман, еще способен к зачатию?

Если бы она еще любила его, как делают героини книг, если бы чувствовала какое-нибудь томление, или что там положено. Но она даже не скучает по Герману! Иногда только думает, вот было бы хорошо, если бы он сейчас был рядом. Или когда поздно возвращается домой после трудного дня, представляет идиллическую картину совместного вечера.

Но так, чтобы тосковать или волноваться, «как он там без меня», этого нет. «Потому что без меня всяко лучше, чем со мной, – вздохнула Соня. – В бытовом плане точно. Пока я там приеду, пока научусь хоть пельмени варить, бедняга давно уже от гастрита загнется. И с работы его погонят за неподобающий внешний вид. В мятых брюках-то и в рубашках с прожженными воротниками». Ей не приходило в голову, что если сейчас, живя один, он приходит на работу точно такой, как во время встреч с ней, а именно аккуратный, подтянутый, в выглаженной форме или такой же качественной гражданке, то он в камеристке в принципе не нуждается, хорошо умеет следить за собой сам. Да ей много чего не приходило в голову, и главное, что Соня забывала важное знание о себе – что она умела быстро и с удовольствием учиться. А потому переживала, крутила в голове ужасные сюжеты своего позора в бытовой семейной жизни, ужасалась, страдала.

…Перед уходом домой она зашла посмотреть Витю Стрельникова. Узнав, что женщина с ним – это первая жена Виктора Викторовича, Соня испытала нездоровое любопытство. Ситуация завораживала, точнее говоря, просто не верилось, что супруги после развода способны сохранить настолько прекрасные отношения. К тому же первая жена оказалась очень красивой женщиной, Соне казалось, что такие не подбирают крохи прошедшего счастья. А тут вон как…

Убедившись, что ребенок в порядке, Соня спросила, довольна ли Александра условиями, и как-то незаметно они разговорились.

Александра удивлялась, как такая милая девушка работает хирургом, и Соне пришлось объяснить, что труд этот – не сплошное «по колено в крови», а скорее, «по уши в бумагах».

– А я еще огорчалась, что дочь не пошла в медицинский, – улыбнулась Александра.

Чувствовалось, что ей хочется рассказать о своей дочке, поэтому Соня спросила:

– А кто она по специальности?

– Она артистка, – улыбнулась Александра. – Только вышла замуж за моряка и уехала жить на Камчатку, так что вряд ли станет знаменитой.

«Надо же, – подумала Соня, – муж этот вполне может быть знаком с Германом». Мир тесен, вот уж что правда, то правда. Наверное, надо было сказать, что еще есть целая жизнь, чтобы прославиться, или хотя бы изумиться, как это у девушки хватило силы духа, или еще что-нибудь, но Соню интересовало совсем другое.

– А как же вы ее отпустили? – выпалила она.

– То есть?

– Как позволили ей вот так вот просто взять и уехать?

Александра казалась обескураженной.

– Мне как-то не приходило в голову, что так можно, – сказала она наконец. – Естественно, я не пришла в восторг, но что было делать? Давить на жалость? На чувство долга?

– Но вы же ее вырастили, неужели вам не хотелось, чтобы она осталась рядом с вами?

– Хотелось. Только мы дарим детям жизнь, а не даем в аренду. Мне, знаете, пришлось повторить это не один и не два раза, – улыбнулась Александра невесело, – поэтому сейчас я знаю, что говорю. Объятия лучше раскрывать, а не смыкать.

Соня улыбнулась в ответ и, пытаясь сгладить свою бестактность, перевела разговор на Витино здоровье.

Придя утром на работу, Стрельников не скупился на благодарности. Он тысячу раз назвал Соню ангелом-спасителем, заявил, что отныне и навек пребывает перед ней в неоплатном долгу, достал из своих закромов бутылку какого-то элитного алкоголя и попросил, чтобы Соня передала ее Ивлиеву вместе с самой горячей благодарностью.

Тут ее осенило:

– Виктор Викторович, если вы хотите отблагодарить Ивлиева, поговорите с главврачом, чтобы он ему дал полставки.

– Господи, зачем?

– Затем, что он хочет и может работать.

– Сонечка, девочка моя, но он же уже старик, – фыркнул Стрельников. – Куда ему оперировать?

– Ну да, у стола стоять ему тяжело, но в качестве консультанта он просто бесценен! – воскликнула Соня и, поражаясь себе, принялась говорить то, что явно было по душе Стрельникову. – Виктор Викторович, вы же известный профессор, величина мирового уровня, вы же будете часто ездить на конференции, и вообще неловко вас к каждому алкашу дергать… А ведь случаются ситуации, когда необходимо участие опытного доктора, такого, как вы или Ивлиев.

Соня говорила и говорила и с ужасом понимала, что сейчас первый раз в своей жизни откровенно врет и занимается тем, что называется «манипулировать людьми». И это очень нехорошо, отвратительно и недостойно, но, с другой стороны, если взрослый человек попадается на столь плохо замаскированный крючок, то это проблемы взрослого человека.

– Ты права, моя хорошая, но все-таки он очень уж старый, – добродушно улыбнулся Стрельников. – Ему пора на печке сидеть, а не хирургией заниматься.

Тут уж Соня не выдержала:

– Слушайте, Виктор Викторович! Если бы Ивлиев позавчера сидел на печке, то неизвестно, остался бы живым ваш ребенок. В лучшем случае лежал бы сейчас в реанимации без метра кишки. На секундочку представьте, от какой беды Ивлиев вас избавил, и поговорите с главврачом.

Стрельников поморщился, но к своему приятелю главврачу все-таки отправился, и через неделю Ивлиев вышел на службу, правда, Соня видела его редко. Он сидел теперь в поликлинике.

Если в отделении было мало работы, она отправляла к Ивлиеву Ивана Александровича, чтобы старый хирург поучил молодого разным премудростям, а главное, немного приструнил. У нее самой не хватало сил сдерживать кипучую энергию интерна, которая была очень позитивная, но страшно непосредственная.

Иван Александрович был человек умный, и потому не вся информация, полученная в медицинском вузе, пронеслась мимо его головы. Кое-что все же зацепилось за извилины, а главное, он обладал тем качеством, которое одно только и гарантирует успех, – интересом к своему делу. Готов был торчать на работе сутками напролет, если попадался непонятный пациент, то зарывался в Интернет, выискивая подходящий диагноз, бегал на все консилиумы, да и руки у него оказались неплохие. В общем, сокровище.

У этого бриллианта чистой воды оказался только один дефект: Иван Александрович не затруднял себя чинопочитанием.

Для Сони было дико видеть, как на консилиумах он свободно обращается к главврачу или начмеду, высказывает свои идеи, задает вопросы или – о ужас! – критикует их точку зрения. Один раз начмед ошибся в названии одного фактора свертывания, так Иван Александрович тут же его поправил, и Соня, естественно, потом получила нагоняй, зачем распускает подчиненных.