Мария Воронова - Ухожу от тебя замуж

Позже она узнала, что это называется испанский стыд.

…Измучив продавца и выбрав модель, Виктор предложил ей посидеть в кафе. Александра хотела поскорее вернуться к детям, но бывший муж настаивал.

Она села за столик возле окна и невольно залюбовалась суровой красотой пейзажа – скромное осеннее солнце уже садилось, за домами виднелся только самый его краешек, но сумерки еще не совсем сгустились и можно было разглядеть вдалеке залив, таинственный и опасный в темноте.

Наверное, за окном не только темно, но промозгло и сыро, и от этого яркий интерьер кафе показался уютным, а сидящий напротив Виктор – почти родным.

– Что ж, будет теперь Катюшка наша стирать, сколько душа пожелает, – улыбнулся бывший муж. – Хорошая у нас с тобой дочка получилась, правда?

– Правда.

– И вообще мы с тобой жили очень хорошо.

Александра не ответила, с преувеличенным вниманием разглядывая узор пенки на своем капучино. Сердечко, господи, какая ирония.

– Сашуля, мы теперь одни и можем поговорить спокойно. – Рука Виктора нашла под столом ее колено и легонько сжала. Александра дернула бедром и на всякий случай села к столу боком, так, чтобы ноги не скрывались под скатертью.

– Мы с тобой вместе с ранней юности, – продолжал бывший муж, – и связаны гораздо крепче, чем ты думаешь.

Она покачала головой:

– Мы связаны ровно настолько, чтобы я помогала тебе с детьми.

Виктор улыбнулся тепло и ласково. Александра прекрасно знала эту его мину мудрого и всепрощающего пастыря, столкнувшегося с заблудшим еретиком. Небольшая проповедь, порция любви – и вуаля! Грешник снова в лоне церкви. Никаких костров и инквизиций.

– Сашуля, но все же мы с тобой сидим в кафе, как тридцать лет назад. Не повод ли это начать все сначала?

– Тридцать лет назад не было таких кафе. Тогда и слова «капучино»-то не знали.

– Хорошо, Саша, если это так необходимо тебе услышать, я признаю, что очень виноват перед тобой. Признаю, что мне следовало помнить о том, что я женатый человек, и даже не смотреть в сторону других женщин.

– А тут нет никакого «но», – засмеялась Александра. – Не трудись искать, его тут просто нет.

– Саша, я сейчас с тобой говорю откровенно и просто хочу, чтобы ты поняла меня. Да, я изменил, да, сделал на стороне ребенка, но любил я только тебя одну. Ну есть у мужчин потребности, да, низкие, да, животные, да, такие, которых тебе настолько не хочется признавать, что ты лучше будешь думать, что я разлюбил тебя, чем что поддался банальному зову плоти. Неужели ты не помнишь, как я не хотел с тобой разводиться? Как умолял тебя подумать и по крайней мере остыть, прежде чем принять окончательное решение? Но в тебя словно бес вселился!

Александра развела руками и скорчила рожицу.

– Господи, как же ты изменилась, роднуленька! Но я все равно люблю тебя. Саша, я так тебя люблю, что даже не хочу вспоминать о том, как ты бросила меня в самый трудный момент жизни, когда я оказался под следствием. Почему, ты думаешь, с тобой не общается никто из друзей семьи?

– Ну наверное, потому, что это все были твои друзья, твои коллеги. Им было интереснее с тобой и с твоей новой женой, которая, кстати, занимала большую должность и могла оказаться полезной. А я кто такая? Домохозяйка, детская писательница средней руки.

– Нет, Саша, они все считают, что ты меня предала. Пока я был успешный человек, ты была со мной, а как попал под следствие, так сразу стал не нужен.

– Что ж, я не осуждаю тебя за то, что ты не озвучил им истинных причин нашего развода. Мне вообще мало с кем из них было интересно, так что я ничего не потеряла.

Виктор залпом выпил свой кофе и царственным жестом поманил официанта, чтобы заказать еще. Александра осмотрелась, увидела в витрине возле стойки очень аппетитный чизкейк и попросила Виктора заказать его.

– Ты же не ешь такое.

– Это Грише. Пусть упакуют в коробочку, и знаешь что, возьми ему еще кофе в термокружке.

– Может, еще Вите рожок с эспрессо закажем?

Александра засмеялась и сказала, что от латте ребенку вреда не будет, зато Гриша поймет, что отец все время думает о нем.

– Саша, знаешь что, – сказал Виктор, когда официант отошел, – а мы не можем просто решить, что у нас была затяжная ссора? Что мы немножко слишком углубились в конфликт, но одумались и теперь начинаем все сначала? А? Забыть, конечно, не получится ничего, но давай хотя бы простим? Или пусть не простим, но захотим простить, поверь, это уже много!

Александра покачала головой:

– Это как в пошлом анекдоте, Витюша. Со звуком мы справились, таки что будем делать с запахом?

– Фу!

– Таки с запахом что будем делать, Витя? У тебя двое детей, потерявших мать. Один из них – подросток, который, заметь, рос без отца. Если бы ты нашел в себе мужество признаться мне сразу, что у тебя родился внебрачный ребенок, если бы проводил с ним время, как другие приходящие отцы, сейчас было бы легче и тебе, и ему. И мне тоже, потому что не нужно было бы контролировать каждое слово в страхе, что Гриша подумает, будто я хочу отобрать у него только что обретенного отца. Прошу тебя, Витя, как бы дальше ни сложилось у нас с тобой, уделяй Грише больше времени. Например, сегодня ты мог бы взять его, а не меня: он знаком с Катей и с удовольствием помог бы выбрать для нее стиралку. А то что это, даже с похорон родной матери ребенка привез чужой человек, а не отец.

– Вот этот упрек не приму! – вдруг разозлился Виктор. – Эта гнида Колдунов вечно всюду лезет! Никто его не просил крутиться возле Гриши, просто он давно меня ненавидит и ищет любой способ мне нагадить. Ты в это даже не вникай.

– Ладно. Но ты все равно общайся с ребенком побольше. Катя у нас отрезанный ломоть, а Гриша, может, рядом будет.

Она улыбнулась, и Виктор улыбнулся в ответ просто и искренне.

– Надеюсь, он будет не только со мной, а с нами обоими.

– Смотри дальше, Витя: допустим, мы снова сойдемся. Где мы будем жить? В доме Инги? Пока я там на правах экономки-домоправительницы, это допустимо. Странно, немного неловко, подозрительно, но допустимо. А если я войду туда хозяйкой, это как? Что скажут твои друзья, такие щепетильные в вопросах морали? Это настолько гнусно, что я даже слов не подберу объяснить.

– Можем переехать к тебе.

– Ага, и вырвать детей из их родного дома? Витя еще маленький, ему пока без разницы, где жить, а Гриша? Для него каждая щепочка в доме пропитана воспоминанием о матери, и я скорее соглашусь сгореть от стыда, занимаясь с тобой любовью в Ингиной постели, чем лишу его права жить там, где он родился.

– Сашенька, мне кажется, ты преувеличиваешь. Ничего нет такого уж особенного, когда вдовец женится снова. Гриша к тебе прекрасно относится, и думаю, что если мы с ним поговорим, как со взрослым, он все поймет.