Эрне Урбан - Утренняя заря

А пока Горкунов произносил свою речь, между Кесеи и Бицо произошел такой диалог:

— Священника видишь?

— Конечно.

— И хоругви его видишь?

— И их тоже.

— Ну и что ты на это скажешь?

— Удивительно!

— Этого мало. Запомни это хорошенько, об этом надо обязательно упомянуть в информации, которая пойдет в центр.

— Что именно надо сделать?

— Ну, подчеркнуть, выделить. Ясно?

— Понятно. Вот только не ясно мне: что же привело сюда его преподобие с его хоругвями и со святой водой?

— Собственные интересы.

— Что?

— Он тоже землю просит. У прихода, говорит, теперь нет земли, до сих пор он жил на милостыню помещика. Теперь же и ему нужна земля, чтобы как-то прожить. На доходы от земли он обещает и церковь в порядке поддерживать.

— Ого! А церковные налоги с жатвы, с прибыли, а государственная субсидия?

— Это другое дело. Об этом в шестисотом указе ничего не говорится. Зато там сказано, что церковные приходы тоже могут получать наделы земли… Что тебе на это сказать? Не для записи, конечно, могу сообщить, что цыганский оркестр тоже приходский, священник привел сюда. Он им уроки давал: садился за орган и учил их играть «Интернационал». Только играть, конечно, а о том, что «никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой», разумеется, им уж не говорил.

Оба рассмеялись.

Стоя на столе, майор Горкунов широко разводил руками, как бы обнимая поля с небольшими рощицами на них, и все говорил и говорил.

— Но все-таки священник этот в целом человек хороший. Никогда бы не поверил, что такие бывают, — снова заговорил Кесеи. — В частности, благодаря его агитации народ не испугался прийти сюда после ночной стрельбы. Слышал ты об этом?

— Да. Карой Эрази рассказал. Но сам он так перепугался, что и на праздник опоздал.

— Не обижай его. Другие тоже небось боятся. Но это не надолго.

Еще один последний жест — и майор Горкунов закончил свое выступление, которое продолжалось добрых двадцать минут. И только после этого, вытерев шею и лоб, он вдруг понял, что слова его не получили отклика у собравшихся, так как их никто не переводил.

— Давай, старый! — подбодрил он Кутровича, который, опустив голову, задумчиво пощипывал ус.

Лицо старика словно одеревенело, он настолько ушел в себя, что это испугало даже обычно невозмутимого Кесеи.

— Ну что такое, машина сломалась? Товарищ Кутрович, ты онемел, что ли?

— Это я-то? — горделиво проговорил старик.

Двумя руками он основательно натянул шапку себе на голову. Поддернул штаны, быстрым, молодцеватым движением расправил усы. Забрался на стол и, набрав полные легкие воздуха, стал громко выкрикивать слова, по-солдатски чеканя их.

— Товарищи! Граждане! Этот майор, наш дорогой товарищ из Советского Союза, говорит… что… что… — Тут он сделал паузу, а затем, все повышая и повышая тон, все громче продолжал: — Гитлер капут!.. Сейте, не бойтесь!.. Да здравствует Сталин!..

«Ну, — подумал Бицо, — сейчас небосвод обрушится».

И действительно!

Прошел краткий миг тишины — и раздалось такое «да здравствует», что на обрамлявших дорогу тутовых деревьях, обрезанных в прошлом году, зашевелились молодые побеги.

И сразу же вслед за этим раздался оглушительный шум: зазвучали трубы и барабаны, заскрипели телеги. Вперед выехал духовой оркестр из села Ж.

Как ни старались музыканты-любители, на разбитой дороге их так трясло, что мундштуки их инструментов все время отскакивали от губ музыкантов.

Как выяснилось позже, уже в конце праздника, успех цыганского оркестра заставил оркестрантов из Ж. побежать домой, забрать инструменты и на телегах вернуться обратно. Раз уж есть повод, говорили они, раз уж можно обскакать два других села, а особенно П. (их вечного соперника), то слава должна по праву принадлежать им, коренным жителям села Ж., а не каким-то там цыганам.

— А теперь, — выдавил из себя Кесеи, охрипший от речей, — начинается раздел, жеребьевка будет… Где председатель? Йошка, где ты?

Толпа (в основном мужчины, но и женщины среди них были, и несколько стаек детей, особенно в лагере села Ж., где находился священник с церковными хоругвями) окружила стол тесным, все более сужающимся кольцом. Словно живое поле ржи, по которому пронесся ветер, толпа закачалась. Люди, склоняя головы друг к другу, спрашивали шепотом:

— Председатель… Где председатель?

— Я здесь! — откликнулся стоявший позади Кесеи коренастый, невысокого роста, крепкий крестьянин, одетый во все черное, — председатель комитета по разделу земли из П.

— Все фамилии записаны? — спросил его Кесеи.

— Все. Теперь нужна только шапка да девочка — невинное существо.

— Пожалуйста, — Горкунов протянул ему свою новенькую офицерскую фуражку.

— Маришка, поди-ка сюда, — поманил Кесеи девочку лет десяти с черными как смоль волосами, которая, прижавшись к юбке матери, с любопытством наблюдала за всем происходящим из-под порхающих ресниц.

— Ой, Фери! — оробев, сказала вместо девочки ее мать, сестра Кесеи, и заплакала. — Господи, только бы ей от этого хуже не было…

— Хуже? Ей-то? — проговорил Кесеи, обняв сестру. — Не реви, Мари, ее ждет хорошая судьба. Она только из книг будет знать, что такое жандарм и барон. Ну, милая, — и он присел на корточки перед девочкой, — посмотрим, какая ты смелая. Вот тебе шапка, это фуражка того русского дяди. Сунь туда руку и вытяни одну бумажку из этой кучи, сначала только одну.

Девочка, улыбнувшись, робко прильнула к дяде Фери. Закрыв глаза, она сунула кулачок в фуражку. Покопавшись там, как мышонок в муке, она вынула руку и подняла ее вверх, держа в ней свернутую в трубочку бумажку.

— Молодец, маленькая моя, — похвалил ее Кесеи. — Ну, а читать ты уже научилась?

— Да.

— Тогда разверни бумажку и прочитай, что в ней написано.

Девочка кивнула головой, показывая, что она понимает, чего от нее хотят. Она развернула бумажку и серьезно, нахмурив лоб, стала разбирать написанное по слогам.

— Э-ра-зи Ка… — Тут она сглотнула слюну. — Карой. Шестнадцать хольдов.

— О-о-о… — вырвался из груди собравшихся вздох удивления, похожий на звук, издаваемый пухом, вырывающимся из рваной перины, когда по ней ударят.

Цыганский оркестр грянул туш. Бил барабан, звенели литавры.

— Эрази, где ты? — Председатель заволновался и крутил головой из стороны в сторону.

— Скандал! — прошептал Бицо на ухо Кесеи.

— Почему скандал?

— Так он же исчез! Как мы сюда приехали, он сразу и исчез куда-то.

— Ну и что?.. Вон он идет. Не видишь?

Толпа расступилась и пропустила вперед Эрази.

— Счастливчик!

— Надо же, только не ему бы сначала надо…

— Ладно, брось, дым всегда на дураков садится.

А председатель тем временем кричал: