Сергей Кузнечихин - Игры на интерес

– В вашем распоряжении ровно шестьдесят минут. Кстати, я там книги видела, можно что-нибудь взять?

– Берите, – сказал, удивляясь непонятной лёгкости прощания с книгой, и радостно добавил, – любую.

Кристина изящно выбралась из шубы, сама повесила её на вешалку и стала снимать сапоги, демонстрируя литые бедра, тяжеловатые для хрупкого тела. Он был уверен, что замедленное разувание придумано в отместку ему за ожидание другой девушки. Разогнувшись, она невинно прощебетала:

– А туалет в этом доме имеется?

И этот вопрос ему показался намеренным. Он включил свет для неё и прошёл на кухню. Девушка не спешила. Он наполнил рюмки. Когда она прошла мыть руки, не удержался, выпил, но предательская водка попала не в то горло, он закашлялся, и девица застала его вытирающим слезы. Она постукала его по спине и промурлыкала успокаивая:

– Не переживай, всё будет хорошо.

– С чего ты решила, что я переживаю?

– Это к слову. Видишь, я улыбаюсь, и ты улыбайся. Надеюсь, и мне выпить можно?

– Конечно, можно, извини.

– А закурить?

– Пожалуйста.

– Все сто четыре удовольствия. А почему такой скромный, первый раз, что ли?

Врать было глупо. Он застеснялся своей якобы целомудренности и, усмехнувшись, утвердительно кивнул. Она сама налила в его рюмку и, чмокнув воздух, пообещала:

– Сейчас выпьем и пойдём исправлять ошибки молодости. Мне прошлым летом попался мальчик, аттестат зрелости только что получил. Прыщавый, тоненький, но работал, как пулемет. Кончает, а через пять минут снова лезет: сопит, рычит. Мне смешно стало, так он взъелся, зверёныш, по роже обещал врезать, если не перестану, и послушалась как миленькая, молодёжь крутая растёт.

Раздевалась она медленно, поддразнивая, разжигая жадность в его глазах, но Владимир Иванович оставался всего лишь зрителем, любопытствующим, но не более. Ни возбуждения, ни желания он не чувствовал.

Жена в таких ситуациях обходилась без прелюдий и заигрываний, ложилась в темноте под бок, крепко обнимала, и непонятно было, что скрывается за её объятиями – страсть, нежность или требовательность.

Оставшись совсем обнаженной, девица подошла к нему, прижалась и начала теснить к дивану. Сначала лежала на нём, потом рядом. Помогала руками, губами, в дежурных ласках появился неподдельный азарт, он чувствовал, как участились толчки её сердца, но его любопытство не хотело перерастать в возбуждение.

– И давно с тобой такое?

– Последний раз было всё нормально, по первому требованию.

– С женой?

– Я же говорил, что никогда не изменял.

– Странно. Я наверняка моложе и аппетитнее. Посмотри, какая у меня попа.

– Впечатляет. Я сам удивляюсь, почему так, извини. Хотя, насколько я понимаю, для тебя это не обязательно, может, даже и лишнее?

– С одной стороны, так, я своё честно заработала, но ты зацепил мою женскую гордость. Я привыкла, чтобы меня желали. Любой старик, дотронувшись до меня, пашет, как молодой жеребец, а ты ещё не старик.

Постельные тонкости Владимир Иванович не обсуждал даже в мужской компании, считал, что незачем выставлять на свет то, что происходит в темноте. Впрочем, и с женой он не выходил за язык жестов. Вопросы иногда возникали, но озвучить их он стеснялся, уверенный, что жене это не понравится.

Когда он зашёл в палату, жена спала. Продавленная больничная койка скрывала её тело, казалось, что под одеялом ничего нет, только голова на подушке. На полу валялась книга. Владимир Иванович поднял её – имя автора его крайне удивило. Раньше жена никогда не опускалась до Агаты Кристи и относилась к её читателям не просто брезгливо, но и воинственно. Книгу, видимо, взяла у соседки по палате. На койке слева лежала круглолицая розовощёкая женщина. Румянец её казался странным и неуместным, но мало ли как могут проявляться признаки болезни. Женщина повернула голову на его приветствие, но не ответила, занятая своими болью и страхом, не хотелось её беспокоить, но Владимир Иванович все-таки спросил:

– Давно она спит?

– Не очень, может, полчаса, может, меньше.

– Не буду будить, – сказал он женщине, словно оправдывался перед ней. Показывал, что не хочет нарушать сон, который для больного человека дополнительное лекарство. Искал оправдания выдоху облегчения, желанию спрятаться, сбежать от поиска одобряющих слов.

И разговор с доктором отложил до следующего раза.

Иронизировать над собой проще, чем укорять себя, а главное, безопаснее. Лучший способ отгородиться от вопросов о больной жене и чужой женщине в её постели.

След от ногтя вывел на ложную Кристину, и с ней ничего не вышло. Случись подобный конфуз на свидании с нормальной женщиной, извёлся бы, места себе не находил, а тут ни паники, ни стыда – непредвиденный казус, и не более. Владимир Иванович весь день прятался в иронию и плавно подготовил себя к решению повторить эксперимент, чтобы убедиться в собственной мужской состоятельности.

Вслепую выбранный номер снова не понравился, но на этот раз он приказал себе повиноваться жребию. И опять заказал Кристину. Когда открывал дверь, все-таки надеялся на счастливый случай, но, увидев незнакомую девушку, не удивился и ничего не стал спрашивать у сопровождающего, да и пасмурный взгляд здоровенного мужика подсказывал, что ничего утешительного от него не добьёшься. Провожатый потоптался у порога, чавкая жвачкой, взял деньги, спрятал их во внутренний карман и ушёл.

– Что-то ваш поводырь должностную инструкцию не выполняет?

– В каком смысле?

– Квартиру не осмотрел, может, к меня в шкафу еще один желающий прячется.

– А ему до фени, хоть пятеро. Он даже к нам не пристаёт. Морда у него суровая, вот хозяйка и держит для острастки.

– Кого?

– Клиентов, конечно. И нас на всякий случай. Типа евнуха в гареме.

Только не похожа она была на обитательницу гарема. Скорее – на передовую колхозницу, ударницу труда или комсомолку-активистку. Красный платок повязать и плакат рисовать можно – круглое лицо с распахнутыми глазами, крепко сбитое тело и, главное, деловитая уверенность в каждом жесте.

– А почему тебя так назвали?

– Как? – не поняла девица.

– Кристиной?

– Я откуда знаю, наверное, в честь дочки Пугачихи. А тебе что, не нравится?

– А как тебя по-настоящему зовут? – весело спросил он, внезапно догадавшись, что у неё другое имя.

– Какая тебе разница, зови как хочешь, я не обижусь. Хоть горшком, только в печку не ставь.

– Из деревни приехала?

– Чего привязался? Если тебе хочется деревенскую, считай, что из деревни.

– Что-то ты не очень разговорчивая. – Её манера ничуть не раздражала Владимира Ивановича, но он готовился к другому.

– Так не для разговоров же на меня потратился.