Мег Вулицер - Исключительные

— Очень надеюсь, что Кэти в порядке, — обратился Итан к Эш, пока они дожидались лифта. — Ты не знаешь, с ней кто-нибудь разговаривал?

— Без понятия, — ответила Эш. — Зачем она сказала, что Гудмен это сделал? Явная туфта.

Никто не поддержал и не возразил. Жюль, нервничая, протянула руку и провела ею по обоям из оберточной бумаги от подарков, которыми был обит вестибюль.

— Мы во всем разберемся, — сказал Гил Бетси. — Я позвоню Дику Педди, чтобы он подключился в качестве адвоката. Он был здесь буквально десять минут назад, надо было сразу взять его с собой.

Он прервался и покачал головой.

— Гудмену нельзя тут оставаться, так ведь? Надо куда-нибудь уехать. Может, на Тортолу.

Джона повернулся к Жюль и нервно пробормотал что-то.

— Что? — переспросила она.

И он снова повторил:

— Я их накачал.

— Прекрати, Джона, — цыкнула она на него. — Ты совсем спятил.

На улице Вулфы забрались в уже дожидавшееся такси. Жюль, Итан и Джона стояли перед «Лабиринтом» на том же месте, куда несколько часов назад прибыла куча гостей, одетых в длинные пальто и бережно прижимающих к груди бутылки в золотистой или серебристой фольге. Теперь их троица осталась с пустыми руками, а еще одного такси на горизонте не было видно.

Ученик частной средней школы Гудмен Вулф, совершивший правонарушение в парке — обозначение длинное, нескладное и незапоминающееся, — провел первые часы года двухсотлетия США, поочередно рыдая и засыпая в камере следственного отдела в местном полицейском участке — комнате без окон, которую он делил с двумя пьянчугами, совершенно не помнящими инкриминируемых им действий. Одно преступление, по-видимому, предполагало справление малой нужды в общественном месте, другое — попытку изнасилования. После того как Дик Педди приехал и провел долгое время внутри, он вышел в зону ожидания и сообщил Вулфам и друзьям Эш, что предъявить обвинение Гудмену сегодня никак невозможно. Ему придется провести здесь остаток ночи, а затем, вероятно, и весь завтрашний день. Может быть, в пятницу во второй половине дня Гудмена доставят на Центр-стрит 100, для предъявления обвинения. Нет смысла всем чего-то ждать здесь, объяснил адвокат, пообещав, что позаботится обо всем и будет постоянно на связи с Гилом и Бетси. Что касается Кэти, то никто не даст им никакой информации о том, куда ее отвезли.

— Всем счастливого двухсотлетия, — пробурчала себе под нос Эш, когда они вышли на улицу. Она казалась такой маленькой в своем лиловом выходном платье и нелепой лыжной куртке.

На улице их ждали несколько фотографов. Они подошли и пристали с расспросами:

— Ваш сын действительно изнасиловал ту девушку в «Таверне на лужайке?»

— Он невиновен?

— Гудмен на самом деле хороший человек?

В тот момент они казались грубыми, но ретроспективно выглядели на редкость вежливыми. Когда Бетси Вулф, невысокая, грациозная и аристократичная, сказала: «Ладно, хватит уже», — фотографы действительно захлопнули крышки своих объективов и отступили.

На улице рядом с Эш шел Итан. Джона замешкался, неуверенный в своей роли бывшего бойфренда Эш. Он словно бы не допускал, что ей захочется принять от него утешение; всю свою жизнь он старался избегать допущений. Оба родителя Вулфов были слишком расстроены, чтобы продолжать разговоры с дочерью и ее друзьями, и нетвердо шагали вперед, поддерживая друг друга. Жюль могла бы подойти и встать рядом с Эш, взять ее под руку, но проблемы Эш вдруг показались непреодолимыми и выходящими далеко за пределы понимания Жюль. Вместо этого Жюль пошла одна, в нескольких шагах позади нее. Итан же сразу понял, что Эш нуждается в человеке, который помог бы ей прямо сейчас. Не спрашивая, он приобнял Эш и привлек ее к себе; Эш быстро склонила голову на округлое плечо Итана. Все они шли по улице в утренней синеве, и через каждые несколько метров на обочине тротуара приходилось огибать очередную связанную и брошенную новогоднюю елку.

Они поймали такси в разные стороны и распрощались. В последние минуты Итан Фигмен продолжал обнимать Эш Вулф, как никогда не обнимал ее раньше. Жюль заметила это и ничего не сказала, ведь это явно было всего лишь аберрацией. Итан только что сказал Эш, что, по его мнению, ей надо отправиться домой и попробовать заснуть.

— Я хочу, чтобы ты несколько часов побыла дома, ладно? — услышала Жюль его слова. — Просто отключись от всего. Ложись в кровать рядом со всеми этими дурацкими куклами…

— Они не дурацкие.

Эш чуть улыбнулась; Итан сумел ее подбодрить даже сейчас.

— Ну, на мой взгляд, все-таки немножко дурацкие, — сказал он. — Иа-Иа. И Тряпичная Энни со своей диковинной головой, покрытой волосами из пряжи. Знаешь, ты могла бы связать эту пряжу в узелки, одеть Энни в коричневую униформу и назвать ее Кноттци. С буквой «к», но звучит почти как «наци».

— Ты сумасшедший, — возразила Эш, продолжая улыбаться.

— А еще у тебя есть кукла этого жуткого прыгающего человечка из теста от компании «Пиллсбери», который весь серый и, надо же, якобы выглядит так, будто сделан из свежего теста? До чего же непривлекательно! У некоторых детей бывают плюшевые мишки, а у тебя — кукла из сырого теста.

— Не говори ерунды, я его заказала, когда мне было восемь лет, — сказала Эш. — Вместе с рогаликами «Пиллсбери» в коробках.

— Строго говоря, он не животное, — продолжал Итан. — Но укладывайся с ними со всеми и немного поспи.

А я о тебе позабочусь.

Эти слова были сказаны беспечно, но с чувством; он брал на себя обязательство, именно в тот момент все произошло, и Жюль видела это, но не поняла. Они все просто продолжали идти по разноцветной улице.

Рассказ Гудмена еще предстояло тщательно разбирать вновь и вновь, как и версию Кэти. Жюль изложила эту историю по-своему, пытаясь придать ей некий смысл. Жюль думала так: в разливающейся сентиментальности новогодней ночи Гудмен и Кэти продолжили с того места, где остановились в минуту расставания. По ее версии произошедшего, Гудмен целовал Кэти в той кладовой, потом дело зашло дальше, и в какой-то момент Кэти наверняка вспомнила Троя и попыталась выскользнуть. Но Гудмен уже не мог остановиться. Он был слишком близок к цели, надо было идти дальше, а протесты Кэти казались признаком страсти.

Зачем ей понадобилось его обвинять? Дело в том, поведал позднее Дик Педди, что она растерялась. Она беспокоилась, что Трой порвет с ней, если узнает об этом маленьком приключении. Никому не разрешается разговаривать с Кэти, предупредил Дик Педди, потому что теперь она обвинитель, противная сторона. Но Кэти была еще и их другом, и хотя она играла в компании странноватую роль — сексуальной, меланхоличной танцовщицы, чересчур эмоциональной, — она все же была одной из них, и она не стала бы так жестоко мстить Гудмену, но почему-то сделала это.