Валерий Хайрюзов - Приют для списанных пилотов [Повести и рассказы]

В классе мы держались как заговорщики. В одинаковых вельветовых куртках с «молниями», слева значки парашютистов. Полеты должны были начаться в конце мая, но сначала нам предстояли экзамены, затем два обязательных прыжка с парашютом.

С Ольгой у меня по-прежнему не клеилось. В новогодней газете в разделе «Кому что снится» были приклеены фотографии Савватеева и Смирнова, улыбаясь, они выглядывали из кабины самолета. Моей фотографии не было.

— Вот когда слетает, тогда мы специально сфотографируем и поместим в газете, — отвечала Ольга, когда ее спрашивали, почему нет моей фотографии.

Может, она этого и не говорила, но мне от этого было не легче. Я ждал своего часа.

Еще хуже складывались у меня отношения с Кларой Ефимовной. С того памятного дня она сделала вид, что ничего не произошло, но я чувствовал — она ничего не забыла и не простила. Меня она просто не замечала, будто не существовало в классе, в школе, вообще на свете. И, убаюканный новой, спокойной для себя жизнью, попался. Клара Ефимовна вызвала меня к доске и начала гонять по всему материалу. Перед этим я пропустил несколько уроков. Убирая с крыши снег, решил проверить себя, прыгнул с самой верхотуры на землю и подвернул ногу.

Клара вкатила мне двойку и посоветовала ходить не в планерный кружок, а, не теряя времени даром, идти в слесари, если хватит ума. Я объявил ей войну. Если вызывали к доске, то демонстративно отказывался, а потом и вовсе стал пропускать уроки.

Я бросил бы школу, если бы не Петр Георгиевич. Как-то после уроков он пригласил меня к себе в кабинет. Там уже сидела моя мать.

— Хорош гусь, — поблескивая лысиной, расхаживал по кабинету Петр Георгиевич. — Нет, вы только посмотрите на него, бойкот устроил. Ты что думаешь, алгебра Кларе Ефимовне нужна? В первую очередь — тебе. В авиации без математики никуда. Либо это так, либо я ничего не понимаю в жизни. Ну, бывает, не складываются отношения. Терпи. Ты же мужчина. Думаешь, мы на фронте не терпели? Грязь, холод, медсанбаты, запасные полки, все перетерпели. Вам такое и не снилось. Вон, спроси мать.

Все правильно говорил Петр Георгиевич, но зачем? Я и сам все понимал, не маленький. Было жалко мать. Она согласно кивала головой, будто не я во всем виноват, а она.

В планерном мы уже закончили наземную программу, которая включала в себя пробежки и подлеты. Я уже представлял, что приду в школу, расскажу, как летали и прыгали, и уж тогда-то пусть Ольга попробует задрать нос. Она по-прежнему сторонилась меня, пробегала мимо, легкая, веселая и недоступная.

В начале мая мы выехали в Оёк. В небо подняли аэростат, мы надели парашюты и стояли строем, ожидая своей очереди. Но тут к нам, помахивая прутиком, подошел белобрысый, маленького ростика инструктор, остановился напротив меня, точно указкой, ткнул прутиком в запасной парашют.

— Это есе сто за детский сад? — шепелявя, грозно спросил он. — А ну, марс из строя!

Он выщелкнул меня, как выщелкивают девчонки из строя своих поклонников — щупленьких, невысоких ростом ребят.

Поначалу я думал, что можно что-то исправить, побежал к старосте. Но и тот не смог уговорить белобрысого. Заодно не допустили до прыжков и Савватеева. Не знаю, как он, но я чуть не плакал. Как же так, все прыгнут, а мы? Значит, и на планерах не летать. Напрасно мы умоляли, инструктор был непреклонен.

— Подрастите немного, тогда приходите, а пока я вас не допускаю. Попадете в восходясий поток, унесет. Где мне потом вас искать? Касы надо было больсе кусать.

А прыжки между тем продолжались. Я ревниво отыскивал среди планеристов маленьких ростом, но таких было немного. На длинном брезенте они укладывали парашюты и шли на построение туда, где на краю поля, разматывая барабан, вытягивая из машины тоненький трос, поднимался вверх огромный серебристо-белый, похожий на гуся аэростат. В тонких своих лапах он держал квадратную корзину с парашютистами. Где-то на полпути к небу аэростат замирал, открывалась крохотная дверка, и одна за другой от нее отделялись крохотные точки. За ними вытягивались белые, похожие на дымки хвостики. Через мгновение они разбухали, расправлялись и, покачиваясь, спешили к земле, как маленькие одуванчики, которых девчонки сдувают, когда гадают на парней: любит — не любит. Но и любовь обходила меня стороной.

Мы договорились с Володькой — в школе скажем, что прыгнули. Но нас быстро разоблачили, и Ольга, с которой я столкнулся на лестнице, отвернула от меня лицо. Что ж, все правильно. Как говорили древние: «Горе побежденным».

В середине мая, когда у планеристов уже вовсю шли полеты, Савватеев узнал, что в Усть-Орду прилетел Ли-2 и можно попытаться прыгнуть там. В выходной день я поехал в Усть-Орду. Аэроклубовский автобус катил по Кудинской долине, теплый степной воздух врывался в окна, но на душе у меня кошки скребли: что же будет на этот раз?

Рядом со мной сидела рыжеволосая, с веселой челкой, лет двадцати девушка. Она смотрела в окно, ветер облюбовал ее голову, концы волос хлестали меня по лицу. Я крутил головой, прикрывался рукой, поворачивался затылком и уже хотел было встать, но она, догадавшись, собрала волосы в пучок, заколола шпилькой, извиняясь, улыбнулась и, положив руку мне на плечо, низким голосом негромко запела:

Песню тут же подхватил весь автобус. Сконфуженный от такого откровенного ко мне внимания, я хотел сбросить руку, дернулся, но девушка располагающе улыбнулась, — мол, чего хмуришься, смотри веселее. И я, натолкнувшись на ее ласковый понимающий взгляд, притих, стал запоминать слова. Со мной всегда так, услышу новую песню, понравится она, и, кажется, становлюсь владельцем целого состояния. Про себя уже представляю, как возьму гитару, приду в школу и запою эту песню. Уж тогда точно Ольга будет сражена наповал. Эх, только бы прыгнуть!

Вообще, у каждой судьбы есть свои сторожа. Надо же было такому случиться, — на аэродроме опять оказался белобрысый инструктор, тот самый, который прогнал нас с Володькой. Меня он узнал сразу же.

— Мы же, кажется, договорились, — хмуро сказал он. — Подрастесь, тогда приходи. А сейсас давай, давай — марс отсюда!

Уж не везет так не везет. Нужно было дождаться, когда пойдет автобус обратно в город. Я ушел за палатку, лег на траву и стал смотреть в небо, туда, где, набирая высоту, кружил самолет. От него отделялись крохотные точки, над ними вспыхивали белые купола парашютов и неслись к земле. Все просто, снизу вверх и потом обратно, как круговорот воды в природе. Здесь меня и разыскала рыжеволосая, присела рядом, глянула в упор:

— Ну чего, летчик-перелетчик, пригорюнился?