Дженни Хан - С любовью, Лара Джин

Джон вытирает глаза рукавом. Я киваю Джанетт, она поднимается и включает стерео. Комнату заполняют звуки песни «Stormy Weather»: «Не знаю, почему нет солнца в небе…».

После речи Джон подходит ко мне с двумя пластиковыми стаканчиками с пуншем и с сожалением говорит:

– Она наверняка велела бы подлить ей спиртного, но… – Он вручает мне стакан, и мы чокаемся. – За Эдит Синклейр Макларен Шиэн, более известную как Сторми.

– Настоящее имя Сторми – Эдит? Оно такое серьезное. Женщина с таким именем должна носить шерстяные юбки и толстые колготки и пить по вечерам ромашковый чай. Сторми пила коктейли!

Джон смеется.

– Да, верно!

– Тогда откуда взялось имя Сторми? Почему не Эди?

– Кто знает? – с усмешкой говорит Джон. – Ей бы понравилась твоя речь. – Он смотрит на меня с теплом и одобрением. – Ты такая славная, Лара Джин.

Я смущаюсь и не знаю, что сказать. Хотя мы никогда не встречались, чувства у меня такие же, как при встрече с бывшим парнем, по крайней мере, мне так кажется. С долей сожаления. Привычно, но немного неловко, потому что так много осталось между нами невысказанным.

Потом он говорит:

– Сторми все просила меня привезти мою девушку познакомиться, а я так и не успел. Теперь чувствую себя виноватым.

Как можно более легким тоном я говорю:

– О, так ты с кем-то встречаешься?

Он всего секунду колеблется, а потом кивает.

– Ее зовут Дипти. Мы познакомились на «Модели ООН» в университете Вирджинии. Она меня обошла и стала главой нашего комитета.

– Ого, – говорю я.

– Да, она замечательная.

Мы оба начинаем говорить одновременно:

– Ты уже знаешь, где будешь учиться?

– Ты уже решил?..

Мы смеемся и достигаем некоего взаимопонимания. Он говорит:

– Я еще не решил. Выбираю между Колледж-Парком и Уильяма и Мэри. В Колледж-Парке хорошая школа бизнеса, и он совсем близко к Вашингтону. У Уильяма и Мэри выше рейтинг, но Уильямсбург – это глушь. Так что пока не знаю. Отец расстроен, потому что он хотел, чтобы я учился в университете Северной Каролины, но туда меня не приняли.

– Сочувствую, – я решаю не упоминать, что меня там внесли в список ожидания. Джон пожимает плечами.

– Может, я переведусь на втором курсе. Посмотрим. А ты? Пойдешь в университет Вирджинии?

– Туда меня не приняли, – признаюсь я.

– Ох, беда! Я слышал, что в этом году они очень разборчивые. Девочка со вторым высшим баллом во всей моей школе туда не попала, а у нее заявка была потрясающая. Уверен, что и у тебя тоже.

Я застенчиво говорю:

– Спасибо, Джон.

– Так где ты будешь учиться, если не в Вирджинии?

– В Уильяма и Мэри.

Он расплывается в улыбке.

– Серьезно? Это замечательно! А Кавински?

– В Вирджинии.

Джон кивает.

– За лакросс, конечно.

– А твоя… Дипти? – Я делаю вид, что забыла имя, хотя слышала его всего две минуты назад. – Где она будет учиться?

– Ее еще осенью приняли в университет Мичигана.

– Ого, так далеко!

– Намного дальше, чем Вирджиния от Уильяма и Мэри.

– Но вы собираетесь… продолжать встречаться?

– Такой план, – говорит Джон. – По крайней мере, мы попробуем отношения на расстоянии. А вы с Питером?

– У нас такой же план, во всяком случае, на первый курс. На втором я попытаюсь перевестись в Вирджинию.

Джон чокается со мной стаканчиками.

– Удачи, Лара Джин.

– И тебе, Джон Амброуз Макларен.

– Если я выберу Уильяма и Мэри, то позвоню тебе.

– Не забудь, – говорю я.

Я остаюсь в Бельвью куда дольше, чем планировала. Кто-то достает старые пластинки, и начинаются танцы. Мистер Перелли настаивает на том, чтобы научить меня танцевать румбу, несмотря на больное бедро. Когда Джанетт ставит «In the Mood» Глена Миллера, я встречаюсь взглядом с Джоном, и мы обмениваемся секретной улыбкой, вспоминая вечеринку сороковых. Тот вечер был как в кино. И кажется, что он был очень давно.

Странно испытывать счастье на поминках человека, которого ты любил, но я счастлива. Рада, что день удался и Сторми проводили достойно. Хорошо, когда есть такая возможность.

Когда я приезжаю из Бельвью, Питер сидит на крыльце моего дома со стаканом из «Старбакса».

– Дома никого нет? – спрашиваю я, торопясь подняться. – Давно ждешь?

– Нет. – Не поднимаясь, он ловит меня за талию и притягивает в объятия. – Посиди со мной минутку, – говорит он, прижимаясь лицом к моему животу. Я сажусь рядом.

– Как прошли поминки Сторми? Как твоя речь?

– Хорошо. Но сначала расскажи мне про «Дни на лужайке». – Я забираю у него стакан и делаю глоток. Кофе холодный.

– Ну так. Я посидел на занятии. Познакомился кое с кем. Ничего особенного. – Он берет меня за руку и обводит пальцем кружево перчаток. – Какие классные.

Его что-то беспокоит, но он не говорит, что.

– В чем дело? Что-то случилось?

Он отводит глаза.

– Сегодня утром явился мой отец и хотел поехать с нами.

Я шире раскрываю глаза.

– И… ты ему разрешил?

– Нет. – Питер не вдается в детали. Просто «нет».

Я неуверенно говорю:

– Мне кажется, он хочет восстановить отношения с тобой.

– У него было для этого много возможностей, а теперь уже поздно. Поезд ушел. Я уже не ребенок. – Он вскидывает голову. – Я мужчина, и он не сыграл в этом никакой роли. А теперь хочет получить награду. Хочет хвастаться перед дружками по гольфу, что его сын играет в лакросс за университет Вирджинии.

Я колеблюсь, но потом вспоминаю, с каким лицом его отец наблюдал за игрой Питера. В его глазах было столько гордости и любви.

– Питер… что если… ты дашь ему шанс?

Питер мотает головой.

– Лара Джин, ты не понимаешь. И тебе повезло, что не понимаешь. Твой папа замечательный. Он на все для вас готов. Мой не такой. Его интересует только он сам. Если я подпущу его близко, он опять все испортит. Это того не стоит.

– Но вдруг это будет того стоить? Никогда не знаешь, сколько времени вам осталось.

Питер морщится. Я никогда не говорила ему ничего подобного, не напоминала про маму, но после поминок Сторми я не могу остановиться. Я должна это сказать, потому что это правда и потому что иначе я буду жалеть.

– Дело не в твоем отце, а в тебе. Я хочу, чтобы потом у тебя не было причин для сожалений. Не стоит причинять себе боль назло ему.

– Я больше не хочу о нем говорить. Я пришел поддержать тебя, а не разговаривать про моего отца.

– Ладно. Но сначала обещай, что ты подумаешь, не нужно ли пригласить его на вручение аттестатов. – Питер начинает говорить, но я перебиваю: – Просто подумаешь. И все. До выпускного месяц, сейчас тебе не нужно ничего решать.

Питер вздыхает. Я уверена, что он откажется, но вместо этого он спрашивает:

– Как прошла твоя речь?

– Вроде бы хорошо. Думаю, Сторми она понравилась бы. Я рассказала, как она купалась голой, явилась полиция и ей пришлось ехать домой с ними. О, и Джон успел приехать.