Дженни Хан - С любовью, Лара Джин

Что сказать Джону? Сторми была его бабушкой, а он – любимым внуком. Они были очень близки.

Сначала я набираю: «Мне так жаль. Могу я что-то сделать?». Но стираю, потому что чем я могу помочь?

Мне так жаль. Она была самой яркой душой, какую я знала. Мне ее будет очень не хватать.

Спасибо. Я знаю, что она тебя тоже любила.

От его сообщения у меня из глаз снова льются слезы.

Сторми говорила, что, по ее ощущениям, ей не больше двадцати. Что иногда ей снится, будто она снова девушка и встречается со своими бывшими мужьями, они старые, а она все еще Сторми. Что, просыпаясь утром, она удивляется своему старому телу, старым костям.

– Но ножки у меня все те же, – говорила она. Чистая правда.

Раз похороны будут в Род-Айленде, это слишком далеко, чтобы мне поехать, отчего я чувствую облегчение. Я не была на похоронах с тех пор, как умерла мама. Мне было девять, Марго – одиннадцать, Китти – всего два. Самое отчетливое воспоминание того дня – то, как я сижу рядом с папой, который держит Китти, и чувствую, как его тело дрожит от беззвучного плача. Щечки Китти были мокрыми от его слез. Она не понимала ничего, кроме того, что ему грустно, и повторяла: «Не плачь, папочка». Он пытался ей улыбнуться, но улыбка все время таяла. Я никогда до того не испытывала таких чувств: словно мир уже никогда не будет безопасным.

А теперь я снова плачу. По Сторми, по маме, по всему.

Сторми хотела, чтобы я переписала ее мемуары. Она собиралась назвать их «Штормы Сторми». Мы так за это и не взялись. Как теперь люди узнают ее историю?

Звонит Питер, но мне очень грустно, чтобы разговаривать, поэтому я не отвечаю. Мне кажется, что надо позвонить Джону, но на самом деле у меня нет на это права. Он внук Сторми, а я – всего лишь девочка-волонтер в доме престарелых. Единственная, с кем я хочу поговорить, – Марго, потому что она тоже знала Сторми и потому что она знает, как меня успокоить; но в Шотландии сейчас глухая ночь.

Я звоню Марго на следующий день, как только просыпаюсь. Рассказывая новости, я плачу снова, и она тоже. Марго подает идею провести мемориальную службу в Бельвью.

– Ты можешь сказать несколько слов, угостить всех печеньем, а гости поделятся своими воспоминаниями. Уверена, что ее друзьям понравится: они ведь тоже не могут попасть на похороны.

Я сморкаюсь.

– Сторми бы тоже понравилось.

– Я бы хотела быть на службе.

– Я бы хотела, чтобы ты там была, – говорю я, и голос дрожит. Рядом с Марго я сильнее.

– По крайней мере, там будет Питер, – говорит она.

Перед выходом в школу я звоню своей бывшей начальнице Джанетт в Бельвью и предлагаю устроить мемориальную службу. Она сразу же соглашается и говорит, что можно провести ее в четверг, перед бинго.

Но когда в школе я рассказываю об этом Питеру, он мрачнеет.

– Черт. Я должен идти на «Дни на лужайке» с мамой. – «Дни на лужайке» – открытое мероприятие для абитуриентов университета Вирджинии. Они посещают университет вместе с родителями, сидят на занятиях, осматривают общежития. Это большое событие. Когда я думала, что поступлю, то очень их ждала.

– Я могу не ходить, – предлагает Питер.

– Не можешь. Мама тебя убьет.

– Я переживу, – говорит он, и я ему верю.

– Все в порядке. Ты не знал Сторми.

– Да, но я хотел бы тебя поддержать.

– Главное – намерение, – говорю я.

Вместо черного я надеваю сарафан, который нравился Сторми. Он белый, с голубыми незабудками на подоле, короткими пышными рукавами, приоткрывающими плечи, и складками на талии. Я купила его в конце лета и надевала всего раз, когда заезжала в Бельвью по дороге в кино. Сторми сказала, что я выгляжу как девушка из итальянских фильмов. Поэтому я надеваю платье, белые сандалии, которые купила для выпускного, и кружевные белые перчатки, которые она бы наверняка оценила. Я нашла их в винтажном магазине «Былое» в Ричмонде и легко могу представить, как Сторми была в таких же в одном из котильонов [34]или на субботних танцах. Кольцо с розовым бриллиантом я оставляю дома. Я надену его на выпускной, как хотела бы Сторми.

Я приношу с собой чашу для пунша, хрустальную чашу с орешками, стопку коктейльных салфеток с вышитыми вишнями, которые нашла на распродаже имущества, и скатерть, которую мы достаем на День благодарения. Кладу несколько роз на пианино, где любила сидеть Сторми. Пунш приготовлен из имбирного эля и фруктового сока, без алкоголя. Сторми бы возмутилась, но не все в доме престарелых могут пить алкоголь из-за лекарств. Однако я ставлю рядом с пуншем бутылку шампанского для тех, кто хочет добавить огонька. И наконец я включаю Фрэнка Синатру. Сторми всегда говорила, что он должен был бы стать ее вторым мужем.

Джон обещал прийти, если успеет вернуться из Род-Айленда. Я немного нервничаю, потому что в последний раз видела его почти год назад, в свой день рождения. Мы никогда по-настоящему не встречались, но почти начали, и для меня это имеет значение.

Постепенно появляются люди. Одна из медсестер привозит в кресле миссис Армбрустер, которая поддалась старческому маразму, но до того была со Сторми в дружеских отношениях. Мистер Перелли, Алисия, Шанис из приемной, Джанетт. Небольшая группа приятных людей. По правде говоря, в Бельвью остается все меньше людей, которых я знаю. Одни переехали к детям, другие умерли. Среди персонала тоже не так много знакомых лиц. Я и не заметила, как это место изменилось.

Я встаю посреди комнаты, сердце колотится в груди. Я ужасно нервничаю перед речью. Боюсь, что стану запинаться, что речь окажется недостойной Сторми. Я бы хотела, чтобы она мной гордилась. Все выжидающе смотрят на меня, кроме миссис Армбрустер, которая вяжет, глядя в пространство. У меня дрожат колени. Я делаю глубокий вдох и уже готова начать, когда входит Джон Амброуз Макларен в отглаженной рубашке и брюках хаки. Он садится на диван рядом с Алисией. Я машу ему рукой, он одобрительно улыбается в ответ.

Я снова делаю вдох.

– На дворе было лето 1952 года. – Кашлянув, я смотрю на листок. – По радио звучал Фрэнк Синатра. Лана Тернер и Ава Гарднер были звездами сезона. Сторми было восемнадцать. Она участвовала в марширующем ансамбле, ее ноги выбрали лучшими в конкурсе, и каждую субботу она ходила на свидания. В этот раз она шла с юношей по имени Уолт. Она на спор пошла купаться нагишом в городском озере. Сторми никогда не отступала перед вызовом.

Мистер Перелли смеется:

– Это правда.

Другие согласно ему вторят.

– Фермер вызвал полицию, и когда они направили фары на озеро, Сторми велела им отвернуться. В тот вечер домой она ехала в полицейской машине.

– Не в первый раз и не в последний, – выкрикивает кто-то, и все смеются, а у меня расслабляются плечи.

– Сторми за одну жизнь прожила больше, чем большинство за все свои годы. Она была как стихия. Она научила меня тому, что любовь… – у меня затуманиваются глаза, и я начинаю сначала. – Сторми научила меня тому, что любовь – это смелые решения каждый день. Так поступала Сторми. Она всегда выбирала любовь и приключения. Для нее они были неразделимы. А теперь ее ждет новое приключение, и мы желаем ей всего наилучшего.