Макс Фрай - Большая телега [litres]

– Четыре дня назад ты мне приснился, – невольно повинуясь законам жанра, мальчик перешел на таинственный шепот. – То есть, ты мне и раньше снился, часто и в разных обстоятельствах, но это не обязательно что-то значит, я же думал о тебе все время, информацию собирал, понятно, что мозг во сне был вынужден как-то ее перерабатывать. Но последний сон – совсем другое дело. Ты был очень сердит. Кричал на меня: «Какого черта ты тянешь? Времени совсем не осталось. Я что, сам должен тебя искать?» Но все это тоже ладно бы. Потому что потом ты дал мне ключ и сказал: «Когда найдешь меня, отдашь обратно, после этого из меня веревки можно будет вить. Только смотри не потеряй, у меня дубликата нет». Я проснулся, а ключ в кулаке, так сжимал его, что палец до крови поцарапал – видишь, еще не зажил… Вот он, отдаю, как договаривались.

И протягивает мне маленький синий, почти игрушечный ключик от моего берлинского почтового ящика. В начале недели я заезжал домой, но задерживаться не стал – у меня там друзья живут, пока я в разъездах. Так вот, почту я тогда достал, значит ключ был при мне. А потом? Фиг знает. Но оставить его я мог только в берлинской квартире, ну или по дороге посеять, неважно. Важно, что в Ольгином доме я этот ключ не терял, поэтому единственное разумное объяснение отпадает. Как же я этого не люблю.

Но вслух я говорю только «спасибо», беру ключ и кладу в карман.

– Так ты покажешь мне дверь? – нетерпеливо спрашивает Феликс. – Думай что хочешь, но, кажется, для меня это вопрос жизни и смерти.

– Значит так, – я решительно поднялся из-за стола. – Давай договоримся. Сейчас мы пойдем, прогуляемся, заодно поглядишь на Нордхаузен, вот уж воистину благословенное захолустье. По дороге найдем для тебя какую-нибудь симпатичную незапертую дверь – заходи на здоровье и делай там что хочешь. Но это – все. Я имею в виду, ты не будешь потом уныло ходить за мной повсюду и просить найти какую-нибудь другую дверь, поволшебней, потому что с этой ничего не вышло. И больше никаких «секретных материалов». Дело о моих чудотворных слезах будет закрыто раз и навсегда. Если ты мне это твердо обещаешь, я не стану бросать тебя в Рейхенбахский водопад а, напротив, отведу на Бейкер-Стрит и куплю мороженое.

– Можно даже без мороженого, – серьезно сказал Феликс. – Хотя, если тут можно найти малиновый Мёвенпик…

Хороший все-таки ребенок. Хоть и псих. Опасный псих с ключом от моего почтового ящика. Интересно все-таки, откуда он его взял. Потому что если я действительно завел моду сниться незнакомым людям и раздавать им свое скудное имущество, добром это не кончится, надо как-то подвязывать.

По дороге он задал только один вопрос.

– А все-таки, что было пятого мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года?

– Пятого мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года была очень хорошая погода. В связи с этим я впервые в жизни прогулял школу. Первым уроком в тот день было черчение, а я его люто ненавидел. С вечера тосковать начинал, когда вспоминал, что оно есть в завтрашнем расписании. А в тот день вышел из дома, увидел, как вокруг хорошо и решил: не пойду в школу, и будь что будет. И не пошел. И ничего мне за это не было. Я имею в виду, ничего страшного. Классная побурчала, конечно, для порядка, а потом сама же все уладила – я по остальным предметам тогда отличник был… Неважно. Важно, что пятого мая тысяча девятьсот семьдесят девятого года я понял: если чего-то очень не хочется, можно это не делать, вернее даже, нужно не делать, и ничего за это не будет, а, напротив, все будет замечательно. Фундаментальное открытие, между прочим, оно мне всю жизнь перевернуло.

– А если чего-то очень хочется, можно делать, да? – обрадовался Феликс. – И даже нужно. И тоже ничего за это не будет, так?

– Теоретически, так. Но лично мне это правило не очень подходит. Мне, может, убить всех хочется трижды на дню – и что теперь?

– Врешь ты все, – Феликс лучезарно улыбнулся. – Если бы тебе действительно хотелось, всех бы и убил. А ты просто делаешь вид.

Псих-то он, конечно, псих. Но местами довольно проницательный. Я бы, пожалуй, с ним еще потрепался – потом, при условии, что он сдержит обещание и не станет действовать мне на нервы своими «рассказами о необычайном». Все, надо уже кончать эту комедию, прямо сейчас, вот на этом месте, благо название улицы подходящее. И пусто вокруг, ни души, единственный ресторан – и тот, видимо, обанкротился, по крайней мере, дверь и окна ставнями закрыты. А рядом как раз приоткрытая калитка – то что доктор прописал.

– Все, – говорю, – пришли. Я тебе обещал Бейкер-стрит? Ну вот, почти не соврал – Бёкерштрассе. Как тебе вон та калитка? Подходит?

– Как скажешь, – смиренно кивает Феликс. – Калитка так калитка. Ну, я… пошел, да?

– Ага, давай. Я тебя тут подожду. И не расстраивайся, если что, я и в этой реальности знаю пару-тройку неплохих местечек. Среди них одна очень приличная московская клиника, там нормальные люди работают, хорошие специалисты, по крайней мере, доить тебя понапрасну точно не будут. Хочешь, расскажу.

– Конечно хочу. Но уже, наверное, не пригодится, – говорит Феликс.

Очень спокойно говорит, а сам бледный – смотреть больно. И зрачки от страха расширились. Неизвестно только, чего он боится больше – что ни фига не выйдет, или что, упаси боже, все получится? Думаю, он и сам пока не решил, что хуже, и предусмотрительно боится любого исхода.

Это все как раз понятно, кто бы только объяснил, чего у меня-то руки трясутся. С какой такой радости?

Я присел на край тротуара и полез в карман за портсигаром. Феликс нерешительно потоптался рядом, явно собирался попросить сигарету, но в последний момент, видимо решил отложить перекур на потом. И правильно, ни к чему затягивать паузу, дело-то минутное.

У синей калитки он слегка притормозил, обернулся, как-то неловко махнул мне рукой, улыбнулся криво – еще бы, с перепугу-то – и зашел во двор, а я тем временем кое-как управился с зажигалкой, вернее, с собственными трясущимися руками, и закурил.

И докурил. И встал, и аккуратно выкинул окурок в щель канализационного люка. И подумал, что мальчик мой как-то уж больно долго ждет чуда в чужом дворе. Упрямый попался. Я бы на его месте зашел и сразу вышел Впрочем, я бы никогда не оказался на его месте. Поверить, что какой-то посторонний дядя откроет для меня какую-то дурацкую дверь в еще более дурацкую неизвестность, я бы, пожалуй, не смог даже после лоботомии. Сидел бы идиот идиотом, мычал, слюни пускал, но скептический настрой сохранил бы, уж я себя знаю.

Через несколько минут я снова достал портсигар, открыл его, тут же захлопнул и решительно направился к синей калитке. Ну его к черту, этого Феликса. За шкирку вытащу, если будет сопротивляться. А потом поставлю ему на радостях пива, или что он там пьет, неважно, на выбор. И малиновый Мёвенпик, как договаривались. Потому что сил моих больше нет его ждать.