Миранда Джулай - Первый нехороший человек

Когда я подняла взгляд, Кли уже исчезла. Я вышла на улицу, там ее тоже не нашлось. Вероятно, в чьей-нибудь машине, чем-то с кем-то занимается. Я потерла голову сбоку: гудит. Может, я умирала или опьянела. Вышла на середину улицы и двинулась вдоль квартала. Пешком вспомнить, чей это был дом, оказалось трудно, пока я не заметила близнецов в окне. Лишь их очертания сквозь желтые занавески. Поскольку они были близнецы, все, чем они занимались, получалось отраженным, как чернильные кляксы, симметричная бабочка, разлитое молоко, череп коровы. Я все еще улавливала низы ударных, но в общем стало тихо, и я набрала номер.

Филлип ответил мгновенно.

– Шерил?

– Я решила, – сказала я, взгляд уперся в желтую занавеску.

Он выдохнул тугой смешок.

– Боюсь, я вас замучил.

– Да, определенно, однако я пришла к выводу.

– Некоторые мои эс-эм-эсы были довольно-таки неприличными.

– Все до единой.

– Я не был уверен, получили вы их все или нет.

– Получила.

– Потому что вы не всегда отвечали. Я говорил и говорил Кирстен, до чего вы заняты.

– Я не занята.

– Ну, разумеется, в вашей жизни не битком бессмысленной деятельности, как у всех остальных.

– У меня просто не было ответа.

– Это я и говорил Кирстен. Вы получили мое сообщение, которое я только что послал? Фотографию?

– Получила.

Он умолк. Свет в спальне выключился, желтая занавеска потемнела.

– Сказать сейчас решение?

– Да, конечно.

– Вперед.

Когда я вернулась, Кли и четверо других людей стояли на диване и пели песню, которая не показалась англоязычной. Та ее часть, которая им нравилась больше всего, звучала так: джидди-джидди-джидди-ра-ра . Филлип уже вступил в половой акт с Кирстен, я чувствовала это – с его точки зрения. Я была в нем, в ней. Каждый раз, когда Кли пела «джидди-джидди-джидди-ра-ра», она двигала тазом вперед, в ритм, грудь у нее подпрыгивала. Милый боже, ты глянь на эти буфера, пыхтел Филлип. Я прошептала это слово:

– Буфера.

Он желал тереть ее через джинсы. Джидди-джидди-джидди-ра-ра . И слить ей в рот. Взаимное намыливание. Джидди-джидди-джидди-ра-ра. Член у меня набряк. Песня приближалась к апогею, Кли и другие девицы – уродливые – прыгали все быстрее и быстрее, а мужчины орали, надрывая легкие, это уже и не песня была, а вой – он доставлял им удовольствие.

Я ушла к себе в комнату, заперла дверь, сняла с нее багровый лифчик на глянцевых-глянцевых бретельках и вжала свою лысеющую голову ей в буфера. Моя крупная волосатая ладонь пробралась к ней в джинсы, мои пальцы с толстыми кургузыми пальцами скользнули к ней в кису. Она была мокрая, поскуливала. «Филлип, – стенала она, – вставь мне». И я молча и с силой занялась любовью ей в рот. Такую молодую женщину он и заслуживал – секс-бомбу, а не девочку с крысиным личиком.

После столь долгого нагнетания разрядка случилась мгновенная и невероятная. Когда я слила, беспорядок сделался жуткий, кругом семя. Не только у нее в прическе, на буферах и на лице, но и по всему моему покрывалу и на коврике. Плеть семени зацепила даже туалетный столик, обдав щетку для волос, шкатулку с серьгами и фотокарточку моей матери в юности.

Прибраться они не помогли. Они прикинулись – примерно в полдень Кейт подобрала несколько пустых пивных бутылок и спросила, где мусорка, но, когда я сказала:

– Это годится в переработку, – у нее сделался изможденный вид, и она села. Кли нетвердо бродила по дому в шортах и майке, на затылке колтун. Обе были очень похмельные.

Поначалу я думала, что, может, это впервые и сильно связано с пуншем. Но пока я пылесосила, мыла, промокала и вытирала со стен, мне приходилось то и дело поглядывать вниз – убедиться, что я не пульсирую и не набухаю зримо: столько у меня было энергии, трепетавшей в паху. Для меня это оказался новый опыт. Когда Кли раздвинула ноги, чтобы я смогла протереть журнальный столик между ними, мне пришлось положить губку и отвести себя в спальню. Я держала ладонь поверх стонавшего рта Кли, чтобы не услышала Кейт. Не свою ладонь – Филлипову. Он вбивал ей так жестко, что сотрясались его косматые уши.

На закате Кейт заказала пиццу.

– Это «пицца благодарности», – сказала она. – Спасибо вам.

Кли набросилась, я погрызла клинышек.

– Отец женился еще раз, кстати, – сказала Кейт, жуя, вежливо прикрывшись ладошкой.

Я улыбнулась и кивнула. Едва могла вспомнить, как он выглядит, но сказать такое было бы невежливо.

– Нам было хорошо вместе, но мы виделись всего один раз.

– Вы помните, что на вас было? – спросила Кейт.

Кли резко глянула на нее.

– Нет, – рассмеялась я. – Давнее дело.

Кейт отхлебнула газировки и откашлялась.

– Папа говорил – ой! – Она умолкла – осмотреть место, куда ее пнула Кли. – Папа говорил, что вы оделись как лесбиянка.

Я улыбнулась. Марка Квона и то, как он раздул мою неспособность его увлечь, представить было легко; он попросту весь в этом. Кли отвернулась, словно разговор оказался невыносимо скучным.

– Он так и сказал?

– Ага. Так что на вас было?

– Не помню. – Но теперь, когда она спросила, я внезапно вспомнила.

– Типа того, что на вас сейчас? – Она показала на мои брюки и заправленную в них футболку.

– Нет, это у меня для уборки. Нет, думаю, было длинное зеленое платье со множеством пуговиц спереди. Вельветовое. – Оно у меня до сих пор.

Кейт это почему-то показалось смешным: она расхохоталась и глядела на Кли, разинув рот, пока та наконец не улыбнулась.

Кейт все очень понравилось. Кейт не нужно возвращать ее «таппервер». Кейт отэс-эм-эсит Кли о Кевине и Заке. Кейт оказалось трудно загрузить обратно минимотовездеход. Кейт хотела бы знать, где тут ближайшая бензоколонка. Кейт еще раз нужно в туалет. Кейт сидела у себя в грузовике и смотрела на свой телефон. Кейт наконец, наконец-то, уехала.

Кли закрыла дверь и посмотрела прямо на меня – прищурившись. На миг я подумала: она знает, что у меня на уме. А затем она попросту отвесила мне пощечину, словно все эти гости – моя вина, и их можно было избежать. «Драка в автомобиле» начиналась с (симулированной) пощечины, и мы продолжили в том же сценарии.

– Иди-ка сюда, сладкая, – сурово процитировала она.

Все вернулось, но слишком поздно – я уже играла нечто иное. Я изображала удары коленом и тычки локтями, неуклюже вертясь с призрачной эрекцией. В конце концов я ухромала к себе в комнату, пульсируя; шлепнула ее по щеке своей исполинской волосатой рукой. Через миг-другой после того, как я слила ей в рот, зазвонил мой телефон. Если это он, спрошу его, что он сделал с Кирстен, – и сделаю это с Кли. Попросту таков очередной лихой поворот в нашем совместном странствии: я ощущала то же, что и он, и это было ошеломительно, потрясающе.