Миранда Джулай - Первый нехороший человек

– Ладно, – сказала она, внезапно вцепившись мне в предплечья. – Начинается.

Доллар отброшен, истрачен. При каждой следующей схватке она жила в моем взгляде, не моргая, не отводя глаз, вцепившись в мои руки, как в стальные поручни. Мне для такого не хватало сил, но с этим предстоит разбираться позже.

– Не пора ей приехать? – сипела Кли. Я говорила ей, что повитуха уже в пути, а это не было враньем. Я ждала перерыва, чтобы объяснить положение дел, мы спокойно обсудим варианты, а затем вновь займемся рождением ребенка.

– Она гонит машину своей подруги из Айдахо в Калифорнию. Вовремя не успеет. Нужно ехать в больницу.

– Правда? На самом деле правда?

Я кивнула.

Она расплакалась, и тут началась очередная схватка.

– Они меня разрежут, я не хочу, чтоб меня резали. – Она принялась мочиться. Моча еще стекала у нее по бедру, а она опустила голову к полу и стошнила. Она разрывалась на части, распадалась. Я попыталась ее отмыть, но она откатилась к стене.

– Если мы не поедем, ребенок, значит, умрет?

– Нет-нет, конечно, нет. – Она сказала «спасибо»; единственное, что ее сейчас волновало, – не ехать в больницу. Если б пришлось все это пережить заново, я бы сказала: Вероятно. Может, и выживет, но, вероятно, нет . И я бы потащила ее к доктору Бинвали в тот миг, когда повитуха сказала Айдахо . Потому что сейчас больница от нас удалялась: она казалась привалом, который мы миновали много часов назад. Кли разразилась воплем.

– Тужиться?

– По ощущениям как? Хочется тужиться?

– Деваться некуда.

– Ладно, тогда немножко. Позвоню повитухе.

Но Кли не отпустила меня, пока не потужилась. У повитухи орало радио – кантри-песня, судя по звуку.

– Что мне нужно, чтобы принять роды? – завопила я.

– Она уже? Вам надо в больницу.

– Она тужится. Рожаем здесь. Вскипятить воду? Что мне сделать?

Она выключила радио.

– Черт. Ладно. Как минимум: три чистых полотенца, немного оливкового масла, таз горячей воды, гигиеничные острые ножницы и чистая бечевка.

Я забегала по дому, хватая предметы по мере того, как она их называла. Рик был на кухне, лил кипящую воду в кружку.

– Мне нужна эта вода! – закричала я.

Он нагнулся и молча вытащил шнурки из кед.

– В спальне уже есть горячая вода, – сказал он, опуская шнурки в кружку. – Вряд ли у вас найдется бечевка, но вот это сгодится. – Он с деловитой авторитетностью закатал грязные рукава и помыл руки в кухонной раковине.

Кли верещала из другой комнаты.

– Вы действительно умеете это делать?

Он скромно кивнул.

– Умею.

Я всмотрелась ему в лицо. Оно не казалось ни размякшим, ни безумным: глаза ясные, лоб почти ястребиный, хотя и чересчур загорелый от жизни на улице. Знающий хирург, попавший в опалу – профессиональное злоупотребление, отвержение, бездомность. Я ничего этого не проверяла, просто пошла за ним в спальню. Он осторожно поставил кружку на мой туалетный столик, рядом с курившимся тазиком. Ножницы и оливковое масло ждали там же, а заодно и стопка полотенец. Пол укрыт черными пластиковыми пакетами для мусора. Я слабо улыбнулась от облегчения.

– Вам уже случалось это делать.

Лоб у него нахмурился, он начал было произносить – ответ, уже казавшийся до ужаса длиннее и сложнее, чем «да». Кли закричала, поползла в спальню на четвереньках.

Она орала, что уже родничок показался. Речной царевич. Она имела в виду, что ребенок пошел, но нет.

Я объяснила ей, что мы в руках Рика, и что он хорошенько их вымыл. Я надеялась, что она не заметит рой сомнений, носившихся по комнате. Но все это уже было далеко от нее.

– Можно мне тужиться как следует? Я хочу его вытолкнуть.

Сердце у меня дернулось. Я и забыла про ребенка. До сих пор Кли рожала роды – схватки, шумы и жидкости. А там был кое-кто еще.

Мы дали ей водички и энергетический напиток «Перезарядка», а также немножко меда. Я забыла про все это, но с Риком под боком думать было проще. Он предложил мне до следующей схватки помыть руки. Но поздно. Она присела на корточки и с неземным воплем ноги у нее медленно разъехались и явили идеальную кромку головы. Кли протянула руку и потрогала ее.

– Лица нету, – сказала она.

Рик взял мои ладони и опрыскал их «Пьюреллом». Поводил руками по воздуху – показал, что мне нужно сделать то же самое. Мы помахали руками. Кли внезапно завалилась и словно заснула. Я вскинула брови, повернувшись к Рику, он произвел гладкий жест ладонью, дескать, все нормально. Приблизил лицо к лицу Кли и тихим незнакомым голосом сказал:

– Выйдет с этой потугой.

Кли открыла глаза и послушно кивнула, словно у них долгая совместная история.

– Глубокий вдох, – сказал Рик. Она глубоко вдохнула. – Выдыхай шумно и тужься. Сильнее.

Ребенок вышел с потоком жидкостей, и Рик его поймал. Мальчик. На вид мертвый, но я знала из родовых видеозаписей, которые нам показывали на занятиях, что это нормально. Впрочем, тишина стояла жуткая. И гадкий запах. Рик наклонил ребенка на бок, и ребенок кашлянул. А затем пискнул. Не как человек, издающий первый в своей жизни звук, а как старая ворона – немного устало, немного безропотно. Затем вновь тишина. Рик уложил ребенка на пол и отрезал пуповину бывалым движением моих ножниц для ногтей. Перевязал обрубок своим стерилизованным шнурком. Кли попыталась встать, но судорожно осела на корточки. Между ног у нее выпала куча потрохов. Плацента. Она прислонилась к кровати.

– Подержи его ты.

Он почти ничего не весил. Ноги покрыты зеленой слизью, вроде горохового супа, глаза закачены, как у старого пьяницы, который пытается понять, где находится. Бледный, пьяный старик с безвольными руками и ногами.

– Бледный, да? – сказала я.

Посмотрела на кожу Кли, смуглую даже сейчас.

– Ты не бледная сама. Отец у него бледный?

Я попыталась вспомнить каждого бледного мужчину из мира Кли. Ребенок был очень светлым, едва ли не сизым. Кто из наших знакомых сизый? Кто, кто, кто из наших знакомых сизый? Но этот вопрос – лишь карнавальный наряд, глупый клоунский нос поверх настоящей моей мысли.

– Звоните 911, – сказала я.

Кли подняла сонную голову, и Рик замер.

Телефон был у меня на коленях; Рик медленно его забрал.

– Гороховый суп. Мы это проходили на занятиях. Он означает что-то нехорошее. Звоните 911.

Ребенок сделался темно-синим, почти фиолетовым. Секунды , думала я, у нас всего секунды . Внезапно раздался перистый звук, словно раскрывались исполинские мокрые крылья – это тело Кли отлипало от пластиковых пакетов для мусора. Она встала. Огромная рука выхватила у Рика телефон. Она набрала и назвала адрес, она знала почтовый индекс, она знала, с какой улицей ближайший перекресток, диспетчер выдавала указания, Кли отчетливо озвучивала каждое: «обернуть в полотенце», «прикрыть макушку» – и я выполняла каждую задачу с необычайной ловкостью, словно отрабатывала этот сценарий много дет, эту симуляцию спасения ребенка, а теперь выпала возможность ее задействовать. Рик наблюдал из угла, взъерошенный и сжавшийся: он вновь стал бездомным садовником.