Александр Карнишин - Детство Сашки [СИ]

На этом конфитюр закончился. Только мама банку не выкинула, а поставила в кладовку, и она там еще долго стояла на полке справа. А если ее понюхать, она пахла не по-нашему. Немецким сладким конфитюром.

После каникул наступила осень.

Сашке было уже десять лет. Уже полгода, как было десять лет. Но он все еще носил на лацкане школьного пиджачка красную октябрятскую звездочку с большим белым эмалевым кругом в середине, на котором был нарисован веселый кудрявый паренек. Пиджачок был школьным, потому что его одевали только в школу. В прочее время носились разные курточки-фуфаечки, и даже был настоящий кожаный солдатский ремень, который подарил дядя Коля, когда вернулся с Кубы. Но ремень в школу не оденешь. В школу он ходил в костюмчике, в светлой рубашке. И — со звездочкой.

…Как же это уже надоело, выходить на общешкольную линейку вместе с «малышней» и кричать со всеми речёвку: «Мы — октябрята, смелые ребята…». Весь класс давно готовился к вступлению в пионеры. И Сашка тоже готовился. Он уже читал о всех пионерах-героях. Отрепетировал пионерский салют дома перед большим зеркалом. А еще у него среди любимых была книга «Бей, барабан!» про то, как в Москве появлялись первые пионерские отряды.

Правда, в ней ему почему-то нравились в основном сцены битв с буржуями-скаутами и рассказы о разных походах и «индейском шаге».

Еще они выучили и уже пели хором песню «Взвейтесь, кострами…». И еще с ними уже репетировали: раз в неделю они оставались после уроков и маршировали под барабан и горн по залу на втором этаже, а потом становились в шеренгу и хором повторяли за старшей пионервожатой слова: «Я, пионер Советского Союза…»… И еще учились хором отвечать «Всегда готовы!».

…

В октябре уже стало совсем холодно, и даже иногда падал снег. Но он сразу таял. Ветер сбил последние желтые листья, которые на субботниках школьники сгребали в высокие кучи и поджигали, пока они были сухие. Горьковатый дым стоял над поселком.

Вчера перед последним уроком в класс зашла пионервожатая, и им объявили, что завтра будет праздник. Завтра после двух уроков их поведут в Дом Культуры, и там они станут пионерами. А двоим двоечникам сказали, что они могут в школу завтра не приходить, чтобы им не было обидно. Потому что «дружина приняла решение…».

Ну, и правда, как можно принимать в пионеры, если ты — двоечник? Разве пионер, то есть первый, то есть, лучший, разве он может быть двоечником или хулиганом? Почему-то это было понятно всем, кроме самих двоечников. Один разнюнился и чуть не заплакал. А второй даже стал кричать, что он не очень-то и хотел… А на самом деле — хотел! И все знали, что хотел.

…

Мама с вечера отгладила Сашке белую рубашку. Утром он одел ее, пахнущую стиркой и почему-то немного холодком и морозом, постоял перед зеркалом, поднял руку в салюте. Эх… Скорей бы!

А еще мама отгладила купленный еще летом пионерский галстук. Галстук купили в Волгограде, в центральном универмаге. Он был из какой-то тяжелой синтетической ткани, которая скользила по пальцам, и узел завязывать надо было умеючи. Сашка уже умел завязывать правильный узел на пионерском галстуке, чтобы впереди были два чуть разных по длине конца, а сзади чтобы получался ровный треугольник. Мама его научила. А папа только хмыкал, поднимая голову от своих тетрадок и смотря поверх очков на вертевшегося перед зеркалом сына.

…

Уроки пролетели незаметно. Правда, те двоечники все равно пришли и пытались исправить свои двойки: поднимали руки и отвечали на вопросы. Но уже был список тех, кого примут в пионеры. Уже было поздно исправляться.

Им сказали, что если они все исправят, то в пионеры их примут весной, в мае.

А класс, всех остальных, после уроков построили по двое и повели в Дом Культуры. Он был совсем недалеко, но так положено: если идет класс, да еще — младший, то вести надо строем и по двое.

В фойе (Сашка знал, что такое «фойе» — папа ходил играть на баритоне в духовом оркестре и иногда брал Сашку с собой) они все разделись и сдали верхнюю одежду в гардероб, в котором по такому случаю дежурили старшие пионеры, по двое на каждое окно.

А потом всех завели в большой зал, и сразу они увидели полный зал таких же, в белых рубашках, а на сцене — старшие пионервожатые из всех школ, и внизу, вдоль сцены, выстроились лучшие пионеры, которые будут повязывать галстуки.

И тут же раздался горн.

Ту, ту-ту-ту, ту, ту-ту-ту, ту, ту-ту-ту, ту-ту-ту, ту-ту-ту!

И барабаны подхватили, как в кино:

Р-р-р-ра, р-р-р-ра, р-р-р-ра!

В распахнутые двери внесли знамена пионерских дружин. Все пионеры в зале встали и отдавали салют, а октябрята просто стояли по стойке «смирно» и смотрели, как знаменосцы расходятся на две группы и по двум лестницам поднимаются на сцену и становятся там, глядя поверх голов всех, кто остался в зале.

Барабаны стукнули в последний раз, горнисты оторвали горны от губ и приставили их раструбами к ноге, держа руку чуть на отлет.

А им, октябрятам, стали говорить…

Сашка уже не слышал ничего, он только старался стоять прямо и очень боялся уронить галстук. У каждого галстук был развернут, и висел на чуть согнутой руке. А у него эта синтетическая ткань скользила и все пыталась съехать, скатиться на паркетный пол, покрытый сверху темно-красной ковровой дорожкой.

…И вдруг перед ним оказалась незнакомая красивая-красивая улыбающаяся пионерка, выше его на голову. Она взяла галстук, подняла ему воротник рубашки, и ловко и умело завязала большой узел. Опустила воротник, поправила, посмотрела еще, улыбнулась ему и потрепала по голове, как маленького.

А Сашка стоял, почти не дыша, и только переводил глаза с ее рук на лицо, а потом на свою грудь, на которой лежали два конца галстука. Яркие, красные, разной длины — на белой рубашке.

— Юные пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии… БУДЬТЕ ГОТОВЫ!

Пауза, вдох, задержка дыхания, посматривая по сторонам искоса, и почти в крик, от которого, кажется, трясутся стены зала:

— ВСЕГДА ГОТОВЫ!

Тут же опять задудели-загорнили горны. Затарахтели дробью барабаны. Знаменосцы синхронно стукнули древками знамен о пол, развернулись, спустились в зал и пошли по центральному проходу.

Все пионеры снова встали и отдавали знаменам пионерский салют. И теперь уже и Сашка, и весь его класс тоже стояли с поднятой рукой и провожали глазами проплывающие мимо них красные полотнища с профилем Ленина.

…

Из ДК все выходили уже не строем, а кто как хотел. Потому что уже все шли домой, а не в школу. Дул ветер, срывался колючий снежок. Сашка поглубже напялил шапку, а шарф, оглянувшись, стянул с шеи и засунул в карман. Потом постоял минутку, подумал, и расстегнул пальто. Так и шел: руки в карманах расстегнутого пальто, яркий красный галстук на белой рубашке. Пусть холодно, но зато все видят: он уже пионер!