Леонид Бахнов - Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе [Антология короткого рассказа. Россия, 2-я половина XX в.]

Весной, в мае, посмотрите в детские глаза цветов, в глаза с золотыми ресницами, улыбнитесь цветам с золотыми зрачками, и они, детские глаза цветов, по-детски вам улыбнутся и напомнят вам о детстве, золотой поре размашистых снов в мае, весной... О, они напомнят больше — о том, о чем никто вам не напомнит.

Приласкайте кого-нибудь в мае у себя на груди, не важно кого, важно на груди приласкать весной, когда начинается все с ласки весеннего солнца.

В мае непременно спойте песню скворцу — хвалебную майскую песню, майской птице спойте песню про птицу... Полюбуйтесь в мае, как скворец, накормив желторотых детей, долго пляшет от радости у скворечника, пляшет, ликует, что сделал великое дело, как желтые рты у птенцов открываются, словно кошельки, и в них, как драгоценные монету, кладутся червяки; заметьте: драгоценные червяки для продолжения драгоценной жизни — о, не забудьте, спойте веселую полноротую песню скворцу!

Поцелуйте в мае яблоне руку — тонкую руку в цветах, почувствуйте жизнь ее, сок ее, с маем поздравьте ее, пожелайте ей доброго здоровья и долгих лет жизни — яблоне, вечной кормилице, пожелайте всего наилучшего ей. Завещайте яблоне землю, скворцу — высокое дерево, майское светлое небо — сирени. Посадите яблоню пчелам, посадите им вишню, обрадуйте пчел нежно-бело-розовым цветом в мае, и они вас обрадуют ранним утром весной...

В мае душа уже не просто душа, а сверх-, супер-, архидуша, и хочется ей насладиться игрой царственных молний, жасмином, сиренью... И руки весной обретают широкую волю, и губы колышутся в словах стихотворения Хлебникова о месяце Ай, и младенец в детской коляске, ревностный житель, смерть обманувший, умеет грозиться розовыми кулаками — не смерти ли? — настойчивый житель в мае готов защищаться...

Согласитесь с весной, живите в согласии с яблоней, с маем, с грозой... Даже если не согласны со мной.

Ну и спектакль!

Я смотрю на китайское письмо и не могу уйти от широкой мысли: как активны, как деятельны иероглифы! Как смелы, порывисты, даже конвульсивны их движения. То иероглифы напоминают поножовщину, то кулачный бой, то битву врукопашную... Но, кажется, бывают и другие сцены: крепкие объятия, жгучие поцелуи и даже что-то такое похожее на коитус... Китайские иероглифы возятся, занимаются гимнастикой, торгуются друг с другом.

Китайские иероглифы — это сцены человеческой жизни, сцены комедии и трагедии. Не помню, где-то прочел, что слово «ложь» в китайской письменности первоначально изображалось фигурами двух женщин у колодца. Вот уж где не слово, а сцена, повседневная картина.

Китайцы, даже те, которые не учились китайской грамоте, учились действовать смело, бойко, решительно у иероглифов. Какие это беспокойные, вечно мятущиеся создания. Попробуйте сравнить их с готическим (латинским) шрифтом европейцев.

Никакого сравнения! Готические буквы немцев, пузатые и ленивые, еле-еле ходят по страницам, можно даже сказать, еле-еле волочат кривые ноги. А сколько у них жеманства, фанаберии, ужимок, кривляний! Глянешь на букву и думаешь: чего она объелась, от чего растолстела, чего, как собака, облизывается языком. Почему не двигается и не прыгает к цели, как иероглиф?

У кириллицы жеманства нет, но языком друг друга буквы лижут, к тому же часто молятся и кланяются в пояс... Что касается энергии или решительности, этого тоже не видно. Но есть одна или две буквы, которые чуть смахивают на китайские иероглифы. Впрочем, и они похожи, скорее всего, на самовар. Поэтому стоит ли о них говорить?

Я смотрю на китайские иероглифы, на их бойкую походку, на то, как они беспрепятственно все сметают со своего пути, как они рвутся к цели, и меня обуревает беспокойство: ведь с них берут пример сотни миллионов людей.

Дорогие спутники слов и слез!

Пишу вам из головы — из моего близкого далека. Мое туманное одиночество вам известно. В мире, переполненном окнами, заборами, воротами и воробьями, а если взглянуть повыше — облаками, бродячими звездами, орлами и падающими самолетами, я брожу как потерянный, прикрепленный только к числам, и часто, часто не нахожу себе места. Все от меня далеко и в то же время близко. Даже вот моя голова может служить примером. Сидит на моих плечах, но как далеко она от меня: всегда где-то блуждает, копается в каких-то сочинениях — в красном и других переплетах, ждет чего-то у немилосердных дверей и подъездов.

Сейчас вот сижу с шариковой ручкой в руках, и меня ждут со вчерашнего дня лунный лист бумаги и столпившиеся в беспорядочной очереди слова. Очередь увеличивается, как будто это очередь за крупой или сахаром, и я кричу ей: слова, станьте друг другу в затылок и соблюдайте порядок!

Когда двинется очередь — не знаю.

Поэтому решил написать вам, дорогие Знаки препинания, и отблагодарить за помощь и услуги, которые вы оказываете мне. Без вас моя, хотя и плотная, но длинная речь рассыпалась бы или развалилась, как Вавилонская башня.

Милая Запятая, начну с тебя. Что бы я делал, если бы не было тебя под рукой, когда я задыхаюсь от жарких слов, когда мне нужно остановиться, перевести дух на правую или левую сторону, когда надо осмотреться, не падают ли на меня серые стены, не летят ли над моей головой тяжелые крылья, — что бы я делал без тебя! А ты всегда тут как тут, сделаешь свое сальто-мортале, и я, вдохнув в себя полфунта воздуха и полфунта какой-нибудь дряни, шпарю дальше...

Как видишь, добрая моя Запятая, с тобой очень удобно, с тобой дышится легче, с тобой я спокойно засыпаю.

Глубокоуважаемый Восклицательный знак, и ты заслуживаешь моей искренней благодарности. Ведь ты венчаешь мой громкий восторг, мое неподдельное, мое во все стороны раскинувшееся удивление. Ты обнажаешь перед моим читателем мое трепещущее сердце и мои податливые нервы. И читатель видит, что я — человек с отзывчивой душой, с разветвленными чувствами, реагирующий на события сегодняшнего дня и хорошо впитавший в себя происшествия дня вчерашнего.

Мало того, в боевом содружестве со Знаком вопроса ты разоблачаешь клеветников, их коварные махинации, внушаешь любому способному тебя понимать: будь начеку!

Досточтимый Знак вопроса! Кланяюсь в пояс и тебе. Ты как сфинкс, ты сосредоточил в себе все загадки мира. Иногда в тебе собирается столько мужества и ты спрашиваешь о таких вещах, что волосы становятся дыбом на голове. Смелости твоей нет конца и начала. Когда я ставлю тебя, ручка моя описывает заковыристый крючок, на который я вешаю, как пиджак, свое теплое предложение. И в этом предложении все члены напряжены до отказа, наполнены или страхом, или ожиданием, разрядить которое может лишь вещая сивилла. Я сам иногда побаиваюсь тебя, но ты нужен, и без тебя жизнь была бы неинтересной.