Алан Силлитоу - В субботу вечером, в воскресенье утром

— Наверное, голова у него варит, — говорила про брата мать, стуча себя по лбу, — недаром так хорошо зарабатывает.

— Но если я еще хоть раз услышу, как он свистит, — отозвался Артур, к немалой радости отца, недолюбливавшего женину семейку, — пакет семечек для птиц на Рождество подарю.

Джордж сменил тему.

— В газеты последнее время заглядывал, Артур? — спросил он. Под воздействием двух третей пинты его адамово яблоко энергично запрыгало.

— Я их каждый день читаю. А что?

— Хотел спросить, что ты думаешь про завтрашние забеги.

Артур часто давал ему хорошие советы — к немалому своему сожалению.

— Последнее Эхо, — сказал он. — Ставь на него.

Джордж рыгнул и допил пиво.

— Но это же двадцать к одному. При таких ставках не выигрывают.

— Последнее Эхо, — повторил Артур, хотя в душе был согласен с дядей. — Знаю, двадцать к одному, но сам ставлю пару фунтов. А можно бы и побольше. Рискни пятеркой, дядя Джордж, не пожалеешь.

Джордж был человек осмотрительный. Он выдохнул струю черного дыма прямо в лицо Артуру и сказал:

— Надо посмотреть, что букмекеры на этот счет думают.

Такие ублюдки всегда на коне, подумал Артур, а вслух сказал:

— А мне наплевать на то, что они думают. Эхо победит, это сто процентов, и я ставлю на него. Букмекер-то, конечно, скажет тебе: «Забудь, парень» — просто потому, что сам знает: это верняк, и не хочет отдавать свою конфетку другому.

Джордж вынужден был признать, что логика в таких рассуждениях имеется, и все же, судя по глазам, его продолжали терзать сомнения. Артур заказал еще две пинты — от Джорджа все равно не дождешься. И ведь не пристыдишь этого гнуса, бесполезно. А иногда он даже восхищает. Джордж поинтересовался, почему Артур считает, что Эхо — такой уж верняк.

— Потому что нынче днем мне позвонил из Энтри лорд Ирвиг. Это, спрашивает, ты, Артур? Слушай, мы с тобой такие старинные кореша, что я подумал: надо бы дать тебе немного заработать, а уж как распорядиться денежками, ты сообразишь, недаром целыми днями поливаешь потом этот чертов станок. Нет, дядя Джордж, ты уже мне поверь, лорд Ирвиг в таких делах разбирается. Зря, что ли, он заставил меня поклясться, что никому ничего не скажу? Иначе его выкинут из Жокейского клуба, и тогда мне уж никогда не дать тебе свежей наводки. Кстати, разве я тебя хоть раз подвел?

Услышанное удовлетворило Джорджа, пусть даже наличие связей Артура в аристократической среде казалось ему несколько сомнительным.

— Ладно, — подмигнул он, — я тебя понял.

Кружки вновь опустели, и Джордж, рассеянно посмотрев в сторону бара, чуть слышно что-то засвистел. Едва принесли сделанный Артуром очередной заказ, как он одним глотком опорожнил кружку, словно десять дней капли спиртного в рот не брал.

— Что ты думаешь о войне, Артур? — спросил он.

— О войне?

— Да. Один малый на рынке сказал мне, что читал в какой-то газете, будто через три месяца начнется война.

— Ну, тебе, дядя Джордж, волноваться на этот счет нечего, — рассмеялся Артур. — Парней твоего возраста не призывают.

— Да не в том дело. Я просто думаю, что снова карточки введут. Помнится, во время последней войны с едой было совсем плохо.

Столь яркая кульминация разговора заставила Артура расхохотаться, так что он едва не поперхнулся очередным глотком пива. У дяди Джорджа только одно на уме — деньги. И в этом смысле мозги у него на месте. Во время войны он сумел откосить от армии и работал на оружейной фабрике, а в свободное время, будучи ответственным за пожарную безопасность, мастерил блестящие пуговицы на случай затемнения, коробки для противогазов и обложки для сброшюрованных продуктовых карточек, что позволило ему к концу войны скопить деньги и купить землю под огороды. Помимо овощей он разводил домашнюю птицу и продавал яйца.

— Знаешь, на твоем месте я бы не особенно радовался войне, — покачал головой Артур. — Даже если атомную бомбу сбросят в нескольких сотнях миль от Ноттингэма, земля будет отравлена, и на ней уж ничего не вырастишь. И куры тоже все передохнут. От, как это называется, радиации. Что-то в этом роде. Как раз на днях я своими ушами это по радио слышал.

Дядя Джордж, привыкший сомневаться практически во всем, как огня боялся научных фактов.

— Нет, ты это что, всерьез? — побледнел он и даже кружку с пивом на стол поставил. — Впервые слышу.

— Это потому, что ты не встречаешься со знающими людьми, — наставительно сказал Артур. — В свободное время только и знаешь, что торчать в букмекерской конторе.

— Да откуда у меня, парень, это свободное время? Знаешь, сколько вкалывать приходится, чтобы хоть что-то заработать?

— Ну да, а я целыми днями в покер дуюсь. Короче, я тебе сказал: эти самые атомные бомбы отравят землю так, что на ней уж больше ничего не вырастет. Это я и в газете читал, в статье одного доктора, который шесть месяцев проверял салат из тех мест, где сбрасывали атомные бомбы.

Кружки опустели, и Джордж поднялся, трезвый, несмотря на все с таким удовольствием выпитое за чужой счет. Он снова вспомнил язвительное замечание Артура насчет букмекерских контор и счел нужным повторить: «Да, я знаю, что такое тяжелый труд». После чего одернул пиджак, поправил на голове кепку и принял столь идущий ему беззаботный вид. «Ну, я к „Псу и Оленю“», — бросил он и, направляясь к выходу, засвистел так громко, что не услышал ответа Артура на свое отрывистое «пока».

Артур выпил еще одну кружку, на сей раз в одиночестве, и подумал, что пора домой — поужинать, может, телевизор немного посмотреть. Что дурного в том, чтобы хоть раз прийти домой пораньше? «Покойной ночи!» — крикнул он бармену.

Паб «Белая лошадь» стоял на углу. Артур вышел через центральную дверь и сразу увидел остановившийся на противоположной стороне улицы автобус. «Побежать, что ли, может, успею», — подумал он и тут же ответил себе: «Нет». Он услышал звонок кондуктора, и автобус, похожий в этот момент на освещенную теплицу, набитую людьми, с натугой пополз вверх. Артур нырнул в темный зев Эддисон-роуд и, пройдя всего несколько футов, услышал позади чьи-то тяжелые шаги.

— Это он, точно тебе говорю, он. А ну-ка, Билл, врежь ему как следует.

«Что происходит? — подумал Артур. — Кому это тут собираются врезать?»

— Наконец-то мы достали этого ублюдка.

— Давно пора.

Из тени разом вышли двое и схватили его за руки. «Это ж они меня собрались поиметь», — подумал Артур и, молотя кулаками, точно ветряная мельница, сумел-таки освободиться.

— Спокойно, — сказал он, — иначе плохо будет.

Он стоял спиной к стене, со стиснутыми кулаками и глазами, налившимися кровью от ярости и потаенного страха. Война наконец началась, и на ней никуда не уйти от пудовых кулаков и тяжелых ботинок, которым можно противопоставить только собственные мышцы при всей их недостаточности.