Еремей Айпин - Клятвопреступник. Избранное

Коска торопливо закрепил плот, на котором привез буровикам мясо, и поднялся на берег. Вокруг вышки все было черным: и люди, и трава, и деревья. Струя с таким гулом вырывается из скважины, что ничего не слышно. Только по движению губ можно догадаться, о чем кричит человек.

Митька с товарищами тянет канат, пропущенный через блок. Груз поднимается медленно, с остановками. Охотник видит, как скользят крепкие рабочие руки по замасленной веревке, как с лихорадочной поспешностью перехватывают ее повыше. Вдруг веревка останавливается — замешкались рабочие. Коска поспешил на помощь и взялся за трос. В его шершавых мозолистых ладонях канат не скользит — и груз пополз вверх. Неожиданно трос ослаб. Коска ничего не успел увидеть — только перекошенное испугом лицо Митьки, тот что-то кричит старику, но что — не слышно. Потемнело в глазах, показалось — кто-то сорвал с неба солнце и уносит его. Он упал ничком.

Руки его распластались крыльями, словно обняли напоследок свою израненную землю. Нефтяной дождь давил его в глинистый песок и затягивал жирной пленкой пожелтевший от времени медвежий клык на спине и шнур на поясе, сплетенный косичкой…

Старому таежнику навсегда отоснился Ленинград…

1972–1973

Маремьян Лагерм попал в эти края давно, когда глаза видели лучше лебединых, слух был острее, чем у дикой чернобурки, а в мускулах чувствовалась твердость лезвия копья — без ружья выходил на медведя. Река щедро кормила рыбой, а в прибрежных урманах водились и зверь и птица. Место глухое, необжитое, зверье нагуленное, непуганное — привольно жилось. Только далеко в низовье реки находился маленький поселок, где были пункт по приему пушнины, магазин, школа и десяток-другой жилых домиков рыбаков и охотников. Оттуда Маремьян привез себе жену, срубил избушку. Жил он отшельником. Слыл человеком нелюдимым, угрюмым, с темным прошлым. Ходили слухи, будто пришел он с побережья Оби в смутные двадцатые годы. Жена народила ему семерых сыновей и дочь. Старший сын и дочь умерли во младенчестве. Оставшихся в живых сыновей он вырастил смелыми и удачливыми охотниками. Славились они как меткие стрелки и непревзойденные следопыты. Но двоих проглотила война, одного заломал медведь, другой погиб на дальневосточной границе. Остался самый младший сын — Прокопий, единственный. Он стал известным в округе охотником. Жизнь шла своим чередом. Старая Анна с молодой невесткой Машенькой занимались хозяйством по дому, а мужчины — промыслом. Но обычный бег времени неожиданно прервался…

За тремя песками [6] Песок — здесь: песчаная речная коса в Сибири, средняя протяженность которой километр — полтора. от избушки Маремьяна вырос новый поселок лесорубов Чистоборск. Говорили — лес будут корежить. А еще ниже по течению — песков и прямиц восемьдесят надо проехать — нефтеразведчики основали свой город. Там землю таежную станут буравить.

По некогда тихой реке засновали быстроходно громкие дюралевые шлюпки.

В тихий летний дом Лагермов зачастили гости: то за рыбой и мясом, то за снастями рыбацкими. Но больше всего ценились меха.

В это лето повадился сюда главный лесничий из Чистоборска Никита Никитич Щепкин, добродушный коротыш с блестящей лысиной. Охотничьи собаки люто ненавидели лесничего и, когда тот появлялся, поднимали яростный лай, наверное от того, что от него всегда разило спиртным. «Мик! — сказал Маремьян. — Пусть будет так!»

В тот вечер Мик приехал с высоким белокурым парнем неопределенных лет. Оба подвыпившие. Маремьян быстрым цепким взглядом окинул незнакомца: его красивое возбужденное лицо было помятым и красным от выпитой водки. Глаза ледяно-голубые, мертвые. Казалось, плесни туда воды — вывалится кусок льда. «Беспалый», — определил Маремьян, здороваясь с ним. — Без мизинца».

— Здорово, мужики! — Мик кричал так, словно все вокруг него были глухими.

— Здорово, здорово…

— Как поживаем, мужики!

— Живем помаленьку…

— Это вот Митрий! — представил Мик своего попутчика.

— Так скажи…

— Вишь, какой красавец!

— Ну…

— Мой новый помощник!

— Как варежки, ты их через каждый месяц меняешь, — заметил Прокопий, чинивший вершу перед домом.

— Этот надолго — твердый орешек!

— Твердый, значит?

— Дак! — лесничий повернулся к помощнику. — Старик верно бачит, Митрий?!

— Старик знает, что бачить! — подыграл Беспалый.

— Ну, мужички, пошли в избу — мы вам кое-что привезли! — крикнул Мик.

Все двинулись к дому. Прокопий нехотя отложил в сторону вершу и присоединился к незваным гостям. Приезжие поставили на стол литр водки, попросили свежей малосольной рыбы.

Мик без умолку болтал и размахивал короткопалыми ручищами. Лишь время от времени, прерывая себя, раскатисто похохатывал, как мелкий бес.

Беспалый же изредка вставлял словечко, скалил зубы в нераскрытой полуулыбке. Глаза его беспокойно что-то выискивали вокруг, ощупывали все предметы. «Что он вынюхивает, как лиса? — размышлял Маремьян. — Наверно, что-то ему очень нужно».

Тут Мик снова наполнил стаканы.

Из открытых окошек избушки вырывались невнятные фразы, бестолковый шум. Собаки навострили уши, потом глухо взвыли.

Лесничий подсел к Маремьяну:

— У тебя мотор поломался, говоришь?

— Да, не работает.

— Пойдем, я мигом сделаю!

— Ты же… пил.

— Ну и что?!

— Разберешь мотор, а собрать не сумеешь.

— Так я ж не пьян!

Мик проворно вскочил на ноги:

— Вишь, стою — не падаю!

— Вижу.

— А разбирать мотор не стану — так скажу, что барахлит!

— Это я сам знаю…

— Пошли, дружище! — Мик потянул хозяина за рукав. — Нет, стой! Дай, чмокну тебя, дружище!

У него была привычка, подвыпить, целовать всех подряд. Однажды Маремьянова медведевая собака чуть не откусила ему нос. Мик вздумал чмокнуть ее за то, что она удержала медведя, мясом которого он потом всласть полакомился.

— Ладно, посмотри, — неохотно согласился Маремьян, чтобы отвязаться от него.

Они вышли на улицу. После их ухода нить беседы подхватил Беспалый, оборотился к Прокопию:

— Много в тайге соболя?

«Расставляет сети на зиму», — подумал Прокопий. Помолчав, он неохотно ответил:

— Раньше водился, теперь меньше стало.

— Отчего мало?

— Всякий зверь покой любит, тишину.

— Что, покоя не стало?

— Раньше один хозяин в тайге был — охотник, а теперь сколько?!

— Сколько?!

— Считай: геолог, сейсмик, нефтяник, лесоруб… Все в лес идут — кому надо и кому не надо. С ружьем и без ружья…

— Соболь совсем не перевелся?

— Нет…

Беспалый, помолчав, жестко сказал:

— Мне позарез нужна дюжина соболей!

Прокопий ничего не ответил.

— Если деньги не нужны, могу достать все, что тебе надо…