Стивен Уэстаби - Хрупкие жизни. Истории кардиохирурга о профессии, где нет места сомнениям и страху

Я написал эту книгу, потому что сейчас – после долгой карьеры, в течение которой я успел застать расцвет и падение Национальной службы здравоохранения, – ощущаю как раз то, о чем говорил доктор Кирклин. И именно поэтому мои благодарности будут столь же эмоциональны, как и остальная книга.

Кардиохирургия – непростой жизненный путь, обрекающий на одиночество. В 1970–1980-х мы и правда работали непрерывно. В Штатах мы в пять утра начинали обходить палаты, в шесть звонили начальнику, весь день оперировали, вечером уходили в лабораторию, а по ночам дежурили в отделении интенсивной терапии. То же происходило и в лондонских больницах Бромптон и Хаммерсмит.

На заре кардиохирургии нам, молодым хирургам, приходилось сражаться за право быть лучшими и мы были готовы на все. Мне удалось добиться успеха, потому что с самого начала я учился у великих людей: Роя Кална, Джона Кирклина, Дентона Кули, Дональда Росса, Бада Фрейзера и многих других. Я понимал, что требуется для того, чтобы расти профессионально: постоянные усилия и нестандартное мышление, а также непреклонное мужество и небоязнь испачкаться в крови.

Это не оставляло начинающим кардиохирургам надежд на нормальную семейную жизнь. Да мы и сами не были нормальными. Большинство благоразумных молодых людей парализовало бы от страха при мысли о том, чтобы вскрыть кому-то грудную клетку, а затем остановить и починить сердце. Я же этим занимался изо дня в день. Нас подпитывал тестостерон, нами управлял адреналин. Мало кому из нас удалось в молодости сохранить брак, о чем многие потом глубоко сожалели.

Я всегда жалел о том, что причинил столько страданий своей первой жене Джейн, но я бесконечно благодарен ей за нашу талантливую дочь Джемму, которая, получив образование в Кембридже, работает адвокатом в сфере трудового права. Я часами напролет пытался спасти чужих детей, но со своими никогда не проводил достаточно времени. Этой книгой я в том числе пытаюсь объяснить, почему был так сильно занят. Кроме того, она дарит мне возможность подчеркнуть, что не было в моей жизни ничего важнее, чем они – а также моя остальная драгоценная семья. Мой единственный брат Дэвид ходил в ту же школу в Сканторпе, что и я, а потом поступил в Кембридж. Он изучал медицину в Крайст-Колледже, после чего присоединился ко мне в Чаринг-Кросс и в итоге стал выдающимся гастроэнтерологом.

Как и следовало ожидать, родственную душу я встретил над раскрытой грудной клеткой в отделении травматологии – посреди кровавых луж и отчаяния. Сара была самой доброй медсестрой из всех, кого я когда-либо встречал. Дочь пилота «Спитфайра», сражавшегося в Битве за Британию, она никогда не поддавалась волнению, и все ей было по плечу. Парень умер у нас на руках, и я чувствовал, что не в силах сообщить об этом родителям, но Сара сделала это за меня. Она делала то же и для других, снова и снова. Унаследовав африканский дух свободы, она не проводила различий между бродягами и именитыми политиками – для нее все люди были равны и заслуживали уважительного обращения. Я стал причиной разрыва ее предыдущих отношений, и она очень переживала, но это не помешало ей последние тридцать пят лет дарить мне беззаветную любовь и поддержку, особенно в тяжелые времена. Марк появился на свет через десять лет после Джеммы. Спортсмен и авантюрист по натуре, он отправился в Южную Африку, чтобы стать рейнджером.

Было трудно с нуля построить программу в Оксфорде. Если в 1986 году в нашем кардиологическом центре проводилось менее ста операций в год, то в 2000-м этот показатель перевалил за 1600, и все благодаря усердной работе горстки преданных своему делу людей. Мы стремились к инновациям, у нас работали самые опытные хирурги и кардиологи, всегда готовые прийти на помощь анестезиологи и перфузиологи, а также чудесные медсестры – их слишком много, чтобы всех назвать поименно, но я благодарен каждому из них.

Мы никогда не запустили бы программы детской кардиохирургии и искусственного сердца без поддержки нашего дальновидного главврача Найджела Криспа, который затем управлял всей Национальной службой здравоохранения, а сейчас заслуженно заседает в палате лордов. Операции по пересадке искусственного сердца проводились главным образом за счет благотворительных фондов, и в этом плане некоторые люди и организации проявили поразительную щедрость. Среди них: «Heart Research UK», сэр Кирби Лейнг, Джим Маршал из «Marshall Amplifiers» (ему меня представил мой пациент, певец Фрэнки Воган), Кристос Лазари, а также сэр Кристофер Левинтон и Дэвид Лилликроп из «TI Group». Мне также хотелось бы отдать дань уважения профессору Филипу Пул-Уилсону – бывшему президенту Европейского общества кардиологов, который чрезвычайно помог нам с программой искусственного сердца «Джарвик-2000». К нашему всеобщему сожалению, Филип внезапно скончался по дороге в Королевский госпиталь Бромптон, где он работал.

В конечном счете, когда я остался последним детским кардиохирургом, наше детское кардиохирургическое отделение закрыли. Затем пришлось перенести из Оксфорда и исследования в области искусственного сердца.

Я благодарен своему другу профессору Марку Клементу – главе Института естественных наук и бизнес-школы при Университете Суонси – за то, что он предоставил нам и лабораторию, и команду инженеров. Мы познакомились по счастливому стечению обстоятельств, благодаря моему знаменитому пациенту с искусственным сердцем Питеру Хоутону, который вместе с Ники Кинг приложил колоссальные усилия, чтобы собрать деньги на наши исследования. Под корпоративным знаменем «Calon CardioTechnology» мы создали британскую вспомогательную желудочковую систему, способную конкурировать с американскими насосами, каждый из которых стоит не меньше новенькой «Феррари»! В этом нам оказал огромную помощь Стюарт Маккончи, бывший генеральный директор «HeartWare Company» и «Jarvik Heart».

Валлийские знакомые свели меня с лауреатом Нобелевской премии профессором Мартином Эвансом из Университета Кардиффа, которому впервые удалось изолировать эмбриональные стволовые клетки. Вместе с коллегой Аяном Реджинальдом и компанией «Celixir» он работал над применением стволовых клеток в кардиохирургии. С помощью наших насосов и стволовых клеток мы намерены создать альтернативу пересадке сердца.

Несмотря на ученые степени в области биохимии и биоинженерии искусственного сердца, я технофоб, не умеющий пользоваться компьютером и не способный починить даже мельчайшую поломку в своей машине. В результате я вынужден полагаться на хороших секретарей. Последние десять лет мне помогала держаться на плаву Сью Фрэнсис. К половине седьмого утра мы оба, как правило, уже были в кабинете. Его окно выходит на шумные трубы установки для кондиционирования воздуха, напоминая апокалиптические сцены из «Дисмаленда» [35] «Дисмаленд» – британский парк угрюмых аттракционов, полная противоположность «Диснейленда». Его создатель Бэнкси – художник, работающий в направлении стрит-арт, политический активист и режиссер. Бэнкси. Летом деревянные рамы прогрызают летающие муравьи, а зимой через эти дыры просачиваются холодные капли дождя. Я провел здесь долгие бессонные ночи, свернувшись на маленьком диване, когда из страха, что с пациентом что-то случится, не мог позволить себе пойти домой. Помимо пациентов, в этом кабинете побывали и всемирно известные личности: Кристиан Барнард, Дентон Кули, Роберт Джарвик и даже Дэвид Кэмерон, наш бывший премьер-министр. Все они удивлялись тому, в каких скромных условиях приходится работать кардиохирургу. А тем временем мы со Сью многого добились. Она напечатала сотни моих научных публикаций, не говоря уже об этой книге.