Кейт Аткинсон - Витающие в облаках

Грант Ватсон объяснил.

— Негодяи подстерегли вас в темном переулке, а? — Профессор предложил Гранту Ватсону мятную конфетку, но тот отказался. Профессор задумчиво продолжал: — Сотрясение… У меня однажды тоже было сотрясение. Во время Великой войны… ну, какой-то войны, во всяком случае. Я пролежал без сознания почти час. А когда проснулся, ничего не помнил, даже не знал, кто я. Впрочем, теперь мне кажется, что это даже приятно. Tabula rasa , чистый лист. Начать жизнь заново.

Профессор с сожалением вздохнул.

— Но сейчас-то вы знаете, кто вы? — спросил Ватсон Грант — пожалуй, чуть резче обычного.

Профессор задумался:

— Ну, во всяком случае, я знаю, кем себя считаю.

Что до меня, я — Эвфимия Стюарт-Мюррей. Последняя в своем роду. Моя мать — не мать мне.

Как-то сурово получилось, что она сообщила мне об этом только сейчас, через двадцать один год. Хотя я всегда подозревала: что-то не так, какой-то скелет поджидает меня в шкафу и вот-вот вывалится. Но если Нора не моя мать, как я к ней попала?

— Ты меня украла? Или нашла?

— Не совсем так.

— А как? Как, господи боже мой?

Мать безотрывно глядит в пустой очаг. Не настоящая мать, конечно, — ведь та, надо полагать, умерла. Оказывается, я все это время ошибалась. Я не полусирота, я настоящая, полная сирота. Целиком и полностью. Ничья девочка.

Я сбежала под благовидным предлогом, пока Грант Ватсон не вспомнил, что я задолжала ему реферат. Когда я вошла в лифт, раздался вопль «Подожди меня!», и в кабину влетел запыхавшийся Боб.

— Тащи меня наверх, Скотти! — скомандовал он. — И быстро!

— Я еду вниз, а не наверх, и вообще, что ты тут делаешь?

— Я был на семинаре по философии, — ответил Боб.

Незнакомое слово тяжело ворочалось у него на языке. Боб понятия не имел, как так получилось, что пять из восьми обязательных рефератов, которые он должен был сдать, оказались по философии. Он полагал, что это кто-то в канцелярии ошибся. И конечно, девушки с философского отделения были самым неподходящим вариантом для Боба — серьезные интеллектуалки, любящие поговорить про Фуко, Адорно и других людей, о которых Боб изо всех сил старался ничего не знать. Будь у Боба возможность создать синтетическую девушку, он для начала лишил бы ее голосовых связок. В идеальном мире мечты Боба его девушкой была бы не я, а лейтенант Ухура или Ханибанч Комински. А еще лучше — Шуг.

Боб хмурился, глядя на ксерокопию, которую, видимо, получил на семинаре. Он принялся меня допрашивать:

— Ты когда-нибудь слыхала про правила вывода логики второго порядка?

— Нет.

— Закон исключенного третьего?

— Это звучит как название оперетты Гилберта и Салливана.

— Это значит «нет»?

— Да.

Он с сомнением посмотрел на меня:

— Одноместные предикаты?

— Нет.

— Гипотетические силлогизмы?

— Не то чтобы.

— Не то чтобы? — повторил Боб. — Что это должно означать?

— Ну хорошо, тогда нет.

— Закон идемпотентности?

— Ну…

— Да или нет?

— Нет, — раздраженно сказала я, — хватит уже, скучно.

— Не может быть. Сведение к абсурду?

— Каждый день!

Он помахал у меня перед лицом пачкой задач с прошлых экзаменов и сказал:

— Слушай, какая фигня, ты просто не поверишь.

Слово «фигня» у Боба служило универсальным обозначением чего угодно. Он принялся громовым голосом зачитывать мне экзаменационную задачу:

Запишите следующие предложения на языке логики предикатов.

А) Купар расположен севернее Эдинбурга.

Б) Данди расположен севернее Эдинбурга.

В) Купар не расположен севернее Данди.

Г) Купар находится между Эдинбургом и Данди.

Д) Меж Эдинбургом и Данди есть города.

Е) Если один город расположен южнее другого, второй расположен севернее первого.

Ж) Если один город находится между двумя другими и расположен севернее первого, то он расположен южнее второго.

С(х, у) — Х расположен севернее У; М (х, у, z) — Х расположен между У и Z; К — Купар, Э — Эдинбург, Д — Данди. Универсум рассуждения — города. Покажите с помощью формального вывода, что из А, Г, Е и Ж, вместе взятых, следует Б. Возможно, вам придется ввести дополнительный постулат, выражающий некоторое свойство использованного выше предиката «расположен севернее».

Боб мотал головой с таким же недоверием, какое охватило его, когда он узнал про рыбоводческие фермы.

— Ух ты, кто вообще всю эту фигню выдумывает? Что они курят?

Мы, конечно, уже вышли из лифта — чтобы проехать два этажа вниз, достаточно одного предложения. Потом нам понадобился довольно длинный параграф, чтобы добраться до помещения студсовета, где из музыкального автомата без устали гремела песня «Американский пирог». Я стала потчевать Боба пирогом (шотландским) и фасолью в томате, пытаясь подбодрить его. За соседним столом спала Терри. На ней был длинный плащ и черные сапожки на каблучке, с мерлушковыми отворотами, а в бесчувственной руке она сжимала побитый молью черный кружевной зонтик. Она выглядела как типичная жертва Джека-потрошителя. Я попросила Боба передать ей, что мы встречаемся в два часа в Башне, и он остался играть в настольный футбол, а я пошла на заседание группы по борьбе за раскрепощение женщин.

— Кто вас закрепостил, вот этого я не могу понять, — сказал Боб, закатив глаза.

— Прежде чем мы сможем разработать подробный план практических мер, мы должны усвоить идеологию, которая лежит в основе революционного сознания… — Шерон прервала монолог, чтобы сообщить мне, что я опоздала.

— Ну и?..

Шерон недавно объявила, что единственно возможный путь для женщин — сепаратизм, а из этого, по ее словам, логически вытекало, что мы все должны стать лесбиянками. Шерон, правда, не нашла желающих разделить с ней эту теорию, не говоря уже о практике, хотя Филиппа предложила свою кандидатуру («Ну что ж, я готова попробовать»), словно мы обсуждали новое правило игры в лакросс.

Шерон пронзила меня злобным взглядом и с жаром продолжила:

— Корень проблемы — в подчинении и угнетении женщин при капитализме. Мы все знаем, что мужская гегемония ведет к угнетению женщин и вытеснению их на вторые роли.

Кара горячо закивала, не поднимая глаз от вышивки гладью, над которой сейчас работала.

— Кто такая Кара? — спрашивает Нора.

— Ты ее проспала.

Протея извлекли из корзинки а-ля Моисей, и сейчас его качала на коленке Оливия. От него пахло кислым молоком, он пускал слюни, как собака, и уже обслюнявил ей все бархатное платье. Оливия безрассудно, цинично или рискованно — в этой ситуации подошло бы почти любое наречие — села рядом с Шейлой, женой-домохозяйкой Роджера Оззера. Шейла понятия не имела, что Роджер встречается с Оливией, — для всех остальных членов группы это добавляло собраниям некоторую пикантность. Шерон, прежде чем податься в лесбиянки-сепаратистки, тоже успела побывать в любовницах у Роджера — об этой связи Шейла знала, и это добавляло собраниям еще большую пикантность.