Кейт Аткинсон - Витающие в облаках

Снова появилась Миранда — еще летаргичней обычного, но даже почти коматозное состояние не помешало ей сожрать порцию брауни, которая предназначалась Андреа.

— Ну? — сказала Кара.

Миранда поморщилась и достала из кармана длинный узкий футляр, в котором оказался блестящий стальной хирургический скальпель.

— Оба-на! Фазеры на стан, мистер Спок! — встревожился Боб.

— Мне кажется, капитан Кирк не стал бы говорить «оба-на», — сказал Шуг.

— Да, капитан, это нелогично, — согласился Боб. — (Как вы уже заметили, он явно чувствовал себя всей командой «Энтерпрайза» сразу.)

Я — сама не зная почему — ожидала, что после ужина мы поедем домой. Но, по-видимому, не с моим счастьем: поев, все размякли и осоловели, что было особенно странно, учитывая их прежнее желание совершить козлоубийство.

— Та женщина сегодня утром опять звонила, — внезапно сказал Боб, — пока ты была в…

— Университете?

— Угу.

— И?.. — терпеливо подтолкнула я.

— И… сказала, что придет сегодня вечером. Повидаться с тобой.

— И ты только сейчас догадался мне об этом сказать?

— Тут ходит автобус, — равнодушно произнес Робин. — Дорога вон там, сразу за холмом.

Судя по всему, больше никто ехать не собирался. Робин и Кевин начали партию в го — по-моему, самую нудную настольную игру из всех изобретенных человечеством. Терри намеревалась остаться и спасти обреченного козленка, попросту похитив его. Впрочем, я не понимала, что она собирается делать с козлом в квартире на четвертом этаже. Андреа (нехарактерно для нее) вызвалась показать мне дорогу к автобусной остановке, но, как я тут же с ужасом обнаружила, лишь для того, чтобы завести бесконечный разговор о Шуге.

По словам Андреа, нам надо было идти мимо кольца стоячих камней. «Они где-то там», — сказала она, неопределенно махнув рукой в темноту, и ринулась в ту сторону, прежде чем я успела усомниться в ее умении ориентироваться.

Мы спотыкались о колючие плети ежевики, падали в ручьи, поскальзывались на толстом слое инея и врезались в не к месту припаркованных коров. Наконец мы уперлись в крутой склон, и нам пришлось попеременно втягивать друг друга наверх на манер вагончиков фуникулера. Мы одновременно взмокли и замерзли. Все это время Андреа не переставала бубнить любовный катехизис: «Как ты думаешь, я ему нравлюсь? Как ты думаешь, я по правде ему нравлюсь? Как ты думаешь, он меня любит? Как ты думаешь, он по правде меня любит?»

Когда мы добрались до «семи сестер», от Балниддри остались лишь два-три пятнышка света далеко во тьме. Мне на миг почудилось, что в той стороне слышится странное языческое песнопение: «У-бей коз-ла! У-бей коз-ла!», а затем — дикий вопль. Но Андреа сказала, что это у меня воображение разыгралось. Я очень надеялась, что она права.

Андреа, не боясь возможных остатков злого волшебства, самозабвенно заплясала среди камней что-то вроде рила на восьмерых.

— Магия неба, — сказала она, запыхавшись.

Стоячие камни — впрочем, стояли теперь только четыре из них — были примерно в рост Андреа, грубо обтесаны и заострены кверху, словно зубы огромной кошки. Андреа театральным жестом обхватила один из них и, не размыкая объятий, произнесла:

— Ощути магию земли.

Я для пробы обняла ближайший, но никакой магии не ощутила. Камень на ощупь был как камень — влажно-холодный и местами мохнатый от лишайника. Что я вообще делаю в этой глуши? Зачем флиртую с валунами? Мне бы в теплые и любящие руки вместо холодных объятий мегалита.

— Ты уверена, что мы правильно идем? — спросила я у Андреа, но не успела она ответить, как я заметила нечто поразительное: моя кожа начала принимать астрономические масштабы!

Тыльная сторона руки была как сеть небесных меридианов, идеальное кружево, ожидающее разметки звездами. Андреа шарила на земле, ища агаты и не переставая бубнить о мистических свойствах камней, а я как завороженная глядела на свою руку — у меня на глазах кожа растягивалась, разрастаясь в огромный протяженный пергамент. Поры были как крохотные дальние звезды, а морщинки на поверхности кожи — словно призрачные маршруты небесных тел. Мое космическое «я» сейчас получит краткий опыт имманентности.

— Ух ты, — шепнула я, не удержавшись. — Андреа! Это потрясающе!

— Ты ведь ела те брауни, да? — скучным голосом сказала она.

Не знаю, сколько времени я созерцала собственное небесное тело, но, когда я оторвалась от созерцания, Андреа поблизости не было. Я позвала ее, но никто не ответил — лишь эхо прозвучало в стылом воздухе. Я заглянула за камни, потом посмотрела на них самих, — может, это и правда околдованные девы? Они, однако, ничем не выдавали своего девичьего прошлого. Я осторожно коснулась одного, но не стала шептать «Андреа?» в лишайное ухо.

Видимо, во всем районе отключился свет, потому что я уже не видела уютных огоньков в окнах коттеджей и фермерских домиков — вообще не могла различить ничего из окружающей топографии. Было так тихо, что я услышала бы шуршание мыши в сухой траве, шорох крыльев пикирующей совы, но ни одна мышь не бежала мимо, ни одна сова не летела.

И тут тишину жестоко разорвал звук тяжелого дыхания — это одышливое сопение могло принадлежать лишь монстру, чудовищу. Вздохи великана-людоеда с ревом вырывались из-за гребня холма, и потусторонний фосфоресцирующий свет, словно кошмарный восход, озарил каменных сестер. Я не стала ждать, пока источник этого странного света станет ясен, — я изо всех сил, спотыкаясь, помчалась вниз по холму.

Тяжелое дыхание не отставало, словно за мной гнался паровоз, но я не оборачивалась. К дыханию присоединилась чудовищная вонь раздавленного гриба-веселки и бутербродов с крутыми яйцами. Я споткнулась об корень и шмякнулась во что-то холодное, топкое — я всем сердцем надеялась, что это просто ручей, но чувствовала, как меня обступает ледяная грязь. На миг я вроде бы разглядела во тьме сверкающий силуэт — проблеск серебра и бронзы, что-то рыбье и чешуйчатое, — но оно тут же исчезло, и все стихло.

— Это что, магический реализм? — спрашивает Нора.

— Нет, это художественная правда.

Или, верней, безумие. Переведя дух, я приметила чуть дальше по дороге автобусную остановку и поспешила туда. Внутри висело расписание, но в темноте я не могла разобрать мелкий шрифт. Я села на узкую скамью (скорее, доску) и стала ждать, хотя и не верила, что в какое-то обозримое время сюда придет автобус.

В отдалении показался свет — не такой чуждый и чудовищный, как раньше, но все же он нырял и подпрыгивал среди темных холмов, как зыблющийся болотный огонек. Приближаясь, он обретал форму — не автобуса, как я надеялась, но легкового автомобиля. Машина притормозила у остановки, водитель перегнулся к пассажирской дверце и открыл ее.