Кейт Аткинсон - Витающие в облаках

— То есть ты? Я считаю, ты должна это рассказывать от первого лица.

— Почему?

— Чтобы держаться ближе к реальности.

— Я бы предпочла держаться подальше от этой реальности.

Молчание.

— И это все? — кричу я в туман, но ответа не получаю.

Когда я наконец добираюсь до дому, Нора на кухне варит какую-то неаппетитную смесь в старой тряпке.

— Вареный пудинг, — говорит она. — Давай рассказывай дальше.

Филиппа на кухне мешала в огромной кастрюле суп вроде ирландского рагу — туда пошло все, что ей удалось найти, не обязательно съедобное.

— Все, кроме кухонной раковины, — засмеялась она.

Суп был жидкий, какой-то протухший на вид. Он пах гнилой капустой, и казалось, что в нем плавает что-то живое.

— Попробуешь? — Филиппа махнула половником.

На ней были брюки Арчи и рыбацкая рубаха из толстого коричневого молескина. Волосы она повязала индийским шелковым шарфом на манер индейцев апачей. Она порылась в кармане рубахи и выудила нового, очень сонного Макпушкина. Попыталась его разбудить (тщетно) и сунула назад в карман. Судя по звукам, доносящимся из недр дома, там кто-то энергично пылесосил.

Я сидела за одним концом огромного соснового стола, что стоял у Маккью на кухне, и через силу глотала едкий кофе, навязанный мне Филиппой. Гонерилья — в утреннем свете казалось, что глаза у нее косят, — нежилась на реферате, озаглавленном: «Как понять, является ли подлинным воспоминание, которое кажется мне таковым?» Она лениво мылась — время от времени с нее слетали невесомые пучочки из двух-трех волосков и дрейфовали по воздуху. Один аккуратно приземлился в кастрюлю с супом.

— Кажется, у нее какая-то парша, — сказала Филиппа, почесывая кошку за ухом.

Лосось, изрядно потрепанный жизнью, — от него, в сущности, осталась только половина — занимал центр стола. Для вечеринки лосося пошировали и попытались реанимировать, заменив недостающую часть серебристой шкуры пластинками огурца, а мертвый глаз — маслиной. Лосось был полуодет: часть огуречных чешуек отвалилась, открыв розовую плоть. Кое-где еще сохранились обрывки серебристой кожи, похожие на звездную коросту. Вдоль спины рыбы лежала дорожка креветок — то ли украшение, то ли неудачная попытка воспроизвести хребет.

— Ты не пришла к нам на вечеринку, — упрекнула меня Филиппа, швыряя в суп огромную пригоршню соли.

— Извините. Мне нужно было писать реферат.

В кухне дома на Виндзор-плейс было холодно — ужасным сырым холодом, вселяющим внезапную меланхолию. Окна запотели от варки супа и от полной сушилки мокрого белья, придвинутой к батарее. Я воровато взглянула туда в надежде, что какие-то вещи принадлежат Фердинанду, — может, там обнаружится предмет, который касался его тела. Но мой взгляд наткнулся на огромные застиранные трусы Арчи, и я поскорее отвернулась. Неудивительно, что от всех Маккью вечно припахивает кухней. Кроме Фердинанда, конечно.

— Как там поживает Фердинанд? — спросила я у Филиппы, стараясь, чтобы голос звучал небрежно.

— О, ты знакома с Фердинандом? Как это мило.

Жужжание все росло, и наконец в комнату вслед за «Гоблином»-канистрой впылесосилась миссис Маккью. За ней приковыляла миссис Макбет — она прицепила себе на ходунки авоську с припасами для уборки: тут были и жестянка полироли для мебели, и моющие средства, и «Доместос» с хлором, и большая розовая бутылка «Виндолена». По всей вероятности, дом Маккью видел подобное впервые. Шествие замыкал Герцог, который тут же проник на кухню. Я почти ожидала, что у него в зубах окажется метелка для пыли.

Миссис Маккью стала шумно пылесосить кухонный линолеум, подбирая все, что подворачивалось на пути, — скорлупу, кочерыжки, обломки карандашей, песок и шелуху, пригоршни кошачьей шерсти, одинокие кочанчики брюссельской капусты.

Филиппа явно почувствовала, что нужно какое-то объяснение:

— Наша старушка решила нам чуточку помочь с уборкой. И ее подружка, конечно, тоже.

— Стараемся быть полезными, — сказала миссис Маккью.

— А ванна-то у них, ванна-то, — вполголоса сказала мне миссис Макбет, недоверчиво качая головой. Она взмахнула «Доместосом», словно бутылкой с коктейлем Молотова.

— Так что, вас опять оттуда выпустили? — спросила я.

— Их не держат под замком, это же не тюрьма, — раздраженно ответила Филиппа. — И вообще, они вечно тут. «Там» и не бывают.

Миссис Маккью села рядом со мной и что-то пробормотала. Гонерилья открыла один злобный глаз и окинула ее наглым оценивающим взглядом.

— Обед! — воскликнула Филиппа.

Я рванулась к двери: мало на свете вещей страшней Филиппиного супа. Но миссис Маккью придавила мое предплечье тяжелой рукой и сказала:

— Очень приятно тебя повидать.

Филиппа расплескала суп по мискам и плюхнула на стол большую упаковку уже нарезанного хлеба — с шумом, от которого кошка дернулась, но не сдвинулась с места.

— Негигиенично, — прошипела миссис Маккью и незаметно ущипнула Гонерилью; та покрепче ввинтилась в реферат, словно окапываясь для ведения долгой войны.

В кухню влетела Мейзи, сообщила, что умирает с голоду, разодрала упаковку хлеба и принялась набивать рот ватными кусками. С ней была еще одна девочка — с запавшими глазами, явно страдающая от аденоидов: Люси Оззер, старший отпрыск Роджера и Шейлы, одноклассница Мейзи в школе на Парк-плейс. У обеих девочек был одинаково запущенный вид — нечесаные волосы, мятая школьная форма. Миссис Макбет не удержалась, поплевала на платок и прошлась им по лицу Люси Оззер.

— Мы можем и этой рыбы поесть, а то она долго не протянет, — сказала Филиппа, расставляя тарелки и раскладывая приборы.

Миссис Маккью подозрительно разглядывала рыбу. Лосось непроницаемо глядел на нее в ответ глазом-оливкой.

— Пищевое отравление, — прошипела миссис Маккью, когда Филиппа отвлеклась на кастрюлю с супом. — У нее, считай, на лбу написано: «сальмонелла».

— А слово-то красивое, — заметила миссис Макбет. — Прекрасное вышло бы имя для девочки: Сальмонелла!

— Это от лосося название? — спросила Мейзи в пространство.

— Нет, — ответила ей Филиппа. — От фамилии человека, который открыл сальмонеллу.

— Мистер Сальмон? — скептически произнесла Мейзи.

— А у рыб есть лоб? — растерянно произнесла миссис Макбет.

— У рыб нет зуб, это уж точно, — ухмыльнулась Люси Оззер.

— Правда? — опешила миссис Макбет.

Мейзи взяла с тела рыбы обнаженный трупик креветки и принялась его разглядывать.

— А что едят креветки? — задумчиво спросила она. — Может, утопленников?

— Мы еще сделаем из тебя философа! — радостно сказала Филиппа.

Мейзи рискнула попробовать креветку, осторожно откусила половинку и объявила ее «блевотной». Миссис Маккью сказала, что не может себе вообразить, как выглядят креветки, когда плавают в море, и Люси Оззер предположила, что они похожи на насекомых. У всех собравшихся стал такой вид, словно их сейчас вывернет, и Филиппа резко хлопнула в ладоши: