Гаррос-Евдокимов - Серая слизь

Телефон Айвара я сейчас надыбал у Алекса – из нейрохирургии своей уже выписавшегося, но еще отлеживающегося дома. Айвар, по счастью, обнаружился не в родных Саулкрастах, а в Риге. Причем в “Пулкведисе”. (В этой истории я топчусь на месте не только в переносном смысле, но и в прямом, топографическом: Pulkvedis, “Полковник”, которому neviens neraksta, [6]окнами выходит аккурат на “Красное”…) Ну да, а где еще тусоваться байкерам, если “Пие мазиням”, аутентичная пивнуха на Таллинас, закрылась, кажется… Хотя, говорят, есть у них еще точка где-то в районе Чака (знаменитой, правда, не байкерами, а уличными блядьми) – и говорят про нее, что содержит точку “брат ветра”, всем втирающий, что зарабатывает продажей переговорной радиоаппаратуры, а на деле торгующий качественной “подслушкой”…

Я месил слякоть на Бривибасовской по направлению с Дзирнаву в Старушку и был уже у памятника Свободы, когда вдруг позвонила Ника:

– Дэн, – голос встревоженный, – тут к нам полиция только что приезжала… Тебя спрашивали… Я сказала: нет, и не знаю, когда будешь…

Ага.

– А кто спрашивал? Как он представился?

– Лейтенант какой-то…

– Кудиновс?

– Да, кажется…

– Они говорили, что им надо?

– Сказали – побеседовать… …Ну вот. А я уже заждался. Целых два дня прошло. Это они столько времени список вызовов с яценковской мобилы читали?.. Да… но все-таки объявились… Орлы. Фак.

– …Kristi? – Айвар, как наперстки, передвигает по столешнице две опустошенные пивные ноль пять. – Protams, ka zinu. Ko tev no tas palaidnes vajag? Aaa… Nu nu… Ne, viņas numuriņa man nav. Pajauta viņas deju partnerišiem… Ka saucas ta studija? Liekas, ka “Dekadence”… Blakus Pionieru Pilij – nu tur, kur musu prezidente sež. Pils iela… Numuru neatceros, bet ekas apakšeja stava ir kaut kada galerija… Sakas ar “N”… [7] “N” (и впрямь висит такая отдельно взятая буква над подъездом) – это Nelija, арт-галерея, располагающаяся на первом этаже старого дома на Пилс 13/15. Действительно в полутора зданиях от обители здешней (правда ведь язык “элиенский” не поворачивается сказать “нашей”) президентши.

Арт начинается сразу за входными дверьми: пересекая порог, оказываешься в перекрестье взглядов а-ля-канонических мадонны с грудничком с картины маслом (сопровождаемой нечестной табличкой “Чудотворная икона Тихвинской Божией Матери”), хитро-пьяноватого Петра Первого над внутренней дверью и лысого московского мэра с гордой фотографии (великие в наших пенатах). За Петром – лестница вверх, на площадках окна с аляповатыми псевдосредневековыми витражами, парадоксально гармонирующими с соцреалистическими полотнами по стенам (портовая индустрия, белые корабли). Благообразно-умудренный брадатый муж – по надписи судя, художник Мисюрев, благость и мудрость вполне объяснимы: портрет – авто…

К третьему этажу изобразительное искусство иссякает, начинаются офисы. Я топаю на пятый – согласно добытым Джефом у подчиненных-“культурщиков” по моей телефонной просьбе сведениям, актерско-танце-вальная студия помещается под крышей, причем как-то хитро туда надо идти… через четвертый по коридору, так, кажется…

До четвертого цивилизация не добралась – ломлюсь бесконечным, извилистым, пустым абсолютно коридором: дырявый клетчатый линолеум, опадающая со стен штукатурка, незапертые двери в беспросветные неведомые комнаты. Висят провода. Сворачиваю, сворачиваю… Стремные места. Тупичок между тремя дверьми: на одной реликтовая металлическая табличка с давным-давно запрещенной кириллицей – “Служебное помещение”, на второй – грязный бумажный лист с надписью фломастером “Juristi”, за отсутствующей третьей – сортир. Пока я на манер витязя на распутье выбираю из предложенных вариантов, звонит мобила. Лера.

– Привет, – и ее голос мне тоже не нравится. – Можешь сейчас говорить?

– У тебя срочное что-то?

– Я про этого твоего лейтенанта узнала…

– Ну?

– Дэн… Тут… точно странная история… Ни из какого он не из райотдела, этот Кудиновс… Я когда выяснила, что он в Золике не числится, подумала – может, он из Первого, из “убойного”… Такое, строго говоря, маловероятно, но возможно… Так он и не из “убойного”. Он из конторы Богданова. Из Управления по борьбе с оргпреступностью… Вообще-то богдановцы – они убийствами не занимаются обычно, не то что самоубийствами… Ну только если кого-то сильно крутого завалили… Они, знаешь, такие ребята все из себя элитные, зажравшиеся… Ходят, коньяк пьют, рассказывают похабные анекдоты – и иногда работают… У них профиль вообще-то – преступные группировки, наркотранзит… А если по трупу – то… ну, говорю – или шишку какую замочили, и чтобы явно заказ… или подозрение на серию… причем не просто серию, а… или кто-то непростой в числе жертв оказался… или серия уж больно долговременная… или трупов слишком много…

Прислоняюсь к стене, пялюсь на растрескавшийся голубоватый сортирный кафель.

– Дэн?..

– Да-да…

– И еще такая штука… У Богданова в Управлении лейтенант вообще птица редкая… У него капитаны в основном, майоры… То есть этот Кудиновс, по идее, там на десятых ролях. Но я поспрошала… Про него всякое поговаривают… Ну, в общем, очень не исключено, что он постукивает – либо “безопасникам”, либо в Службу Защиты Сатверсме…

…Так и стою с телефоном в руке. Какая-то расслабуха напала совершеннейшая, как после обкура гашем… Мать вашу… Что, мать вашу, происходит?! Кто-нибудь, блядь, объяснит мне?..

За забрызганным дождем окном сортира просматривается двор-колодец, серые, потемневшие от воды брандмауэры.

(Какого дьявола богдановское Управление ведет дело о смерти Сашки? Как это может быть связано с Яценко, с “Ковчегом”? “…Подозрение на серию… Причем не просто серию…”

Кто этот долбаный Кудиновс? И чего, чего, чего на хрен ему надо от меня?! “…Очень не исключено, что он постукивает…” Полиция безопасности. Служба Защиты Конституции… Это ж вообще гэбуха…

Но ведь и правда же нет, не может у них быть ничего против меня! Я же, мать вашу, действительно ни при чем!

Ссышь, да?.. Ссы-ышь…

И какое отношение ко всему имеет этот… в куртке?

Да п-пошли вы все!)

Бью ногой в стену – валится штукатурка.

Вы сами хотели тотальной войны…

А, ну да, еще одна дверь. Ага, лестница. Совсем уже узенькая и крутенькая. Еще наверх.

С промежуточной между этажами площадки – запертый выход на балкончик с ржавыми перилами, на котором, занимая всю его невеликую площадь, обосновалось вполне приличных размеров дикорастущее деревце. Крутые черепичные скаты. Соседнее здание в строительных лесах.

Ну вот, это здесь, надо полагать… На площадке последнего этажа – импровизированная курилка. Разнопородные стулья по периметру, в роли пепельниц – консервные банки. Одинокий страшно худой паренек в черном свитере и с черным же встрепанным хайром сосредоточенно, самоуглубленно даже добивает цигарку. Огибаю его, оборачиваюсь – пацанчик давит бычок и внезапно, без раскачки – на теснейшем пятачке – делает сальто вперед… на месте, вернее – приземляясь в собственные условные следы.